Козыри судьбы
Шрифт:
— Дерьмо! — сказал я неизвестно кому и швырнул камень в поток.
Потом поднялся и перешел речушку. И на другом берегу на песке прочитал слово: ВОЗВРАЩАЙСЯ. Я наступил на него и побежал.
Мир закрутился вокруг меня, пока я касался теней. Деревья и травы обратились в прах. Скалы стали булыжниками, они искрились и наливались светом…
Я бежал сквозь долину, составленную из призм под жутковатым пурпурным небом… Ветер, поющий среди камней, расцвеченных в радугу, эоловы струны [67] …
67
Эоловы
Шторма хлещут одежды… Небо из пурпурного становится лавандовым, бледно-лиловым… Резкие крики в звучных напевах… Земля трескается…
Быстрее.
Я — гигант. Тот же ландшафт, но теперь уже крошечный, где-то внизу у подошв… Словно циклоп, я перемалываю тлеющие под ногами камни… [68] Радужная пыль на сапогах, клочья облаков касаются моих плеч…
Атмосфера с каждым шагом густеет, становится почти жидкой, окрашивается в зеленый… Водоворот… Сковывает движения, бьюсь из последних сил…
68
Циклопы, или киклопы, — в греческой мифологии сыновья Урана и Геи, великаны с одним круглым глазом посреди лба (отсюда и название, означающее «круглоглазые»). Известен рассказ о циклопе Полифеме, ослепленном Одиссеем и в ярости сбрасывавшем скалы на корабль обидчика.
Плыву… Замки — в самый раз для аквариума — проплывают мимо… Стаями светляков набрасываются сверкающие торпеды… Я ничего не чувствую…
Зеленое становится синим… Густота уходит, легчает… Голубой дым… Воздух, будто наполненный воскурениями… Затухающий голос миллионов невидимых гонгов, звук тянется, не хочет обрываться… Я стискиваю зубы.
Быстрее.
Синее превращается в розовое, искрится… Кошачий язычок пламени… Еще один… Ласковое пламя танцует, словно морские водоросли… Выше поднимается, выше… Огненная стена гнется, трещит…
Шаги за спиной.
Не смотреть. Перемещение.
Небо раскалывается посередине, солнце прочеркивает кометой… Есть и нет… Еще раз. И еще. Три дня, помноженные на бесчисленные удары сердца… Я вдыхаю пряный воздух… Вихри огня, пурпурная земля приближается… Призма в небесах… Я мчусь вдоль русла пылающего потока по полю мха цвета крови, ноздреватому, заболоченному… Споры, что превращаются в драгоценные камни, падают, словно пули…
Ночь на латунной равнине, шаги эхом откликаются в вечности… Лязгают узловатые, похожие на кривошипы травы, металлические цветы притянуты к металлическим черенкам, черенки — к кронштейнам… Щелк, щелк, вздох… Только ли эхо у меня за спиной?
Я резко обернулся назад.
Что там за темная фигура спряталась за дерево-мельницу? Или это просто тени танцуют перед глазами?
Вперед. Сквозь стекло и наждачную бумагу, оранжевый лед, картины обесплоченной плоти…
Здесь нет солнца, лишь бледный свет… Нет земли… Только тонкие мосты и острова в воздухе… Мир — кристаллическая матрица…
Вверх, вниз и вокруг…
Скольжение… К кобальтовому берегу неподвижного медного моря… Сумерки без звезд… Слабое мерцание отовсюду… Мертв, этот мир мертв… Синие скалы… Разбитые изваяния нечеловеческих существ… Ничего живого…
Стоп.
Я начертил вокруг себя на песке магический круг и оградил его силами Хаоса. Затем по центру расстелил новый плащ, вытянулся на нем и заснул. Мне снилось, что поднялись воды, чтобы промыть в моем круге брешь, и зеленое чешуйчатое существо с пурпурными волосами и зубами острее бритвы выползло из моря по мою душу, возжаждав выпить из меня кровь.
Когда я проснулся, то увидел, что круг разрушен и зеленое чешуйчатое существо с пурпурными волосами и зубами острее бритвы лежит на берегу мертвое в полудюжине ярдов от меня. Фракир крепко стягивала его горло, и песок вокруг был изрыт. Спал я, похоже, крепко.
Я забрал свой шнурок-удавку и перешел по еще одному мосту через бесконечность.
На следующем этапе путешествия, когда я сделал свой первый привал, меня чуть не накрыло половодье. Но я уже не был таким беспечным и продолжал идти вперед достаточно долго, чтобы распрощаться с опасным местом. Потом было новое предупреждение — пылающими письменами на поверхности обсидиановой горы, — предлагающее мне отступить и возвращаться домой. Я попробовал вступить в разговор с невидимками, но мне никто не ответил.
Я шел, пока вновь не настало время поспать, и тогда я сделал привал в Почерневших Землях — неподвижных, серых, покрытых плесенью и туманом. Я отыскал себе удобную для обороны щель, укрепил ее против магии и уснул.
Позже — а насколько, не знаю, — дрема моя рассеялась от пульсирующей на запястье Фракир.
Я мгновенно отогнал сон и затем поинтересовался причиной. Снаружи все было тихо, а щель была не настолько широка, чтобы что-нибудь разглядеть сквозь нее. Но если Фракир поднимает тревогу — хотя и она не само совершенство, — основания для тревоги есть всегда. Я подождал-подождал и вызвал изображение Логруса. Когда он возник передо мной полностью, я приладил туда свою руку, будто надел перчатку, и потянулся через Тень…
Я редко ношу оружие длиннее кинжала. Дьявольски неудобно таскать на себе несколько футов стали, которая вечно тычется тебе в бок, цепляется за кусты и то и дело путается в ногах. Мой отец и большинство в Янтаре и Дворах потеют под этими тяжелыми жуткими штуками, но эти люди, наверно, сделаны из более крепкого материала, чем я. Я ничего не имею против их принципов. Я люблю фехтовать и много времени тренировался. Просто я нахожу неудобным все время таскать клинок на себе. Мне даже пояс сильно натирает. Я больше предпочитаю Фракир, ну и импровизацию. И все-таки…
Сейчас, похоже, настало тот момент, когда не вредно подержаться и за клинок. Я уже слышал шипение, будто рядом заработали кузнечные мехи, и царапанье откуда-то снаружи слева, от устья щели.
Я тянулся сквозь Тень, разыскивая клинок. Тянулся, тянулся…
Проклятье. Я зашел далеко от любой из обрабатывающих металл культур, где анатомия бы походила на нашу и стадия исторического развития тоже бы была соответствующей.
Я продолжал тянуться, на лбу каплями проступил пот. Далеко, очень далеко. А звуки становились все ближе, громче, настойчивее.