Козырной Валет

Блиш Джеймс Бенджамин

Когда он снова мог видеть, тело исчезло. Сэр Левис пристально смотрел на него.

— Прошу прощения, Дэнни. Вы мне нравитесь, и я сделаю все, что в моих силах.

— Да ладно! Когда меня подвергнут термической обработке?

Сэр Левис пожал плечами.

— Как только моя способность отсрочить приговор будет сломлена нетерпимостью остальных. Они боятся вас, и я боюсь. Особенно наш Притан вас боится; он даже отказался присутствовать на собрании; хотя многие годы не пропускал ни одного. И к тому же, Дэнни, вы ведь не хотите идти на сотрудничество с нами.

Последовало длительное молчание. Наконец сэр Левис спросил:

— Вы знаете человека, который сгорел?

— Нет, — ответил Дэнни. — И, похоже,

это не тот человек, которого я хотел бы знать. У вас здесь прекрасное гнездышко для протухших яиц. — Он старался вырваться из черного головокружения. — А как же ваше обещание? Вы ведь утверждали, что дружески ко мне расположены или, по крайней мере, встанете на мою защиту.

— Я? Я подчиняюсь правилам Ордена и давно отказался от своих личных предпочтений. Я постараюсь, как и обещал, отсрочить вашу экзекуцию, насколько это в моих силах. Возможно, что-нибудь произойдет, и решение изменят. Но когда наступит назначенное время, для вас все будет кончено. Сохранение Братства значит для меня больше, чем ваша жизнь, просто потому, Дэнни, что Орден значит для меня больше, чем моя собственная жизнь.

Дэнни сказал:

— Мы, идущие на смерть, приветствуем вас — интеллектуалов.

Глава 12

Удар молнии

Комната оказалась вполне комфортабельной — по крайней мере для камеры. По-видимому, она была угловой — в ней имелись два окна, настолько маленьких, что через них не смог бы пролезть человек, даже если бы они были без решеток.

Решетчатая дверь раздвигалась с помощью электрического устройства, как в современных тюрьмах. Она открывалась и закрывалась выключателем, который находился где-то в другом помещении, так что вариант, при котором можно было бы стащить ключи у потерявшего бдительность охранника, отпадал сам собой. Более того, как только нарушался электрический контакт между замком и дверным косяком, дверь начинала трезвонить, как сумасшедшая. Этот звон отключался специальным выключателем, как Дэнни заметил, когда дверь открыли для сэра Левиса.

И все же камера, чистая и сухая, казалась вполне сносной. Одно окно выходило на север. Отсюда хорошо просматривалась территория, прилегающая к рынку. Огромные грузовики в клубах пыли, освещая себе дорогу мощными фарами, в течение всей ночи доставляли сюда свежие фрукты и овощи; днем маленькие грузовики и продуктовые фургоны развезут продукцию по большим магазинам и бакалейным лавкам. Возможно, слишком шумно, но небезынтересно для бывшего редактора торговой газеты.

Второе крошечное окошко находилось в чем-то вроде выемки или вертикального желоба в стене здания. На противоположной стороне выемки виднелось другое окно, забитое досками. На одной из досок остались полустертые белые буквы, которые Дэнни, всячески комбинируя и прикидывая, что они могут означать, кое-как сумел прочитать. У него вышло: «Выход из шахты».

Койка в камере оказалась на удивление удобной. На раковине с одним краном холодной воды стоял печально знакомый пластиковый стакан и лежал кусок желтого туалетного мыла. Кирпичные потолок и стены были не оштукатурены, пол цементный. И это все.

Дэнни тщательно осмотрел камеру, но ничего не обнаружил, что могло бы его вдохновить. Он готов был побиться об заклад, что ни один из завсегдатаев Алкатраса [13]не смог бы найти способ сбежать отсюда — тем более, что он здесь, кажется, единственный узник. После осмотра Дэнни поднял койку, прикрепил ее задвижкой к стене и принялся шагать по камере. Но ходьба не поможет ему; он не овца, чтобы безропотно ждать, когда его забьют, а топтание по камере бесцельно, как кружение быка по загону.

Пришедшая на ум аналогия заставила его резко остановиться. Он опустил койку и сел. Ходьба не способствовала мышлению; а он должен думать,

каким бы ни было его физическое состояние и как бы ни изводило его головокружение. Если возможно только частичное мышление, значит, он должен думать фрагментами. Но думать он должен в любом случае, хотя бы для того, чтобы найти способ освободиться от резонатора. Вспомнив о нормальном ритме пищеварительного процесса, он понял, что не распрощается с дьявольским яйцом в течение ближайших тринадцати часов. В этот момент, оно, возможно, еще у него в желудке. Ему просто необходимо выработать некую систему, чтобы как-то ладить с ним, некий план, который необходимо осуществить, чтобы не быть таким беспомощным, как в тот момент, когда его заставили проглотить этот прибор. В течение собрания Совета он сумел сократить периоды темноты и удлинить цепочки мыслей. Подсознательные проблески ассоциаций и памяти с самого начала были не затронуты резонатором. Казалось, прибор был создан только для того, чтобы препятствовать пси-деятельности и мышлению сравнительно более высокого уровня. Дэнни не имел возможности прекратить воздействие этого устройства на свои пси-способности, но уже мог достаточно легко о нем рассуждать.

Как только эта идея с большим трудом сформулировалась у него в голове, он почувствовал, что дрожит от волнения.

Резонатор — это мощный инструмент, стоит найти к нему доступ. Если допустить, что принцип работы этой маленького прибора такой же, как у резонатора Тодда, его можно использовать для перемещения нервных импульсов между тремя или четырьмя «кадрами» (или скобками Пуассона) сериального мира — между кадром, который он нормально занимает в пространстве и времени, кадром в его непосредственном прошлом и кадром в его непосредственном будущем. Только этот процесс мог быть причиной ментальных вихревых токов, которые резонатор, как говорил сэр Левис, создает в мозгу жертвы.

Короче говоря, это был усилитель — усилитель для пси-способностей. Сейчас он разбрасывал и спутывал эти способности, постоянным перемещением из одного кадра в другой. Вообще же это в высшей степени упрощенное одноцелевое устройство, которое вполне можно использовать.

И оно находилось в руках Дэнни, точнее в его в животе.

Пленник подошел к раковине, взял кусок желтого мыла и принялся, откусывая от него маленькие кусочки, методично жевать и глотать.

Несмотря на краткий сон, Дэнни был крайне изнурен и к тому же очень долго ничего не ел. Щелочь и стеарины, содержавшиеся в мыле, подействовали на него почти сразу же.

Чтобы облегчить мучительную процедуру — яйцо, которое он хотел извлечь, было очень большим — Дэнни открыл водопроводный кран и запил мыло. Через полчаса, испытывая головокружение и тошноту, он держал металлическое яйцо в своей ладони. Затем промыл его и осмотрел.

Две половинки корпуса, тщательно пригнанные друг к другу, соединялись пайкой. Очевидно, резонатор сконструировали таким образом, чтобы можно было открыть для ремонта, но никто из Братьев его так ни разу и не открывал. Дэнни усмехнулся. Братья предполагали, что прибор годится только для одной цели и закрыт, как они полагали, навсегда, хотя конструктор, который его создал и скрепил половинки легкой пайкой, предполагал большее.

Карманный нож у Дэнни отобрали, но оставили кое-что намного более полезное — маленькую электрическую отвертку, часть снаряжения Тодда. Ее янтарная ручка, снабженная зажимом, как у самописок, была прикреплена к карману его старой армейской рубашки. Отворот кармана застегивался над ней, и карман казался пустым.

Это уже второй промах Братства. Первый и наиболее важный — мыло, оставленное на раковине. Без отвертки он мог и обойтись, воспользовавшись вместо нее ногтем большого пальца, хотя, конечно, отверткой открыть яйцо будет намного проще, но без мыла резонатор по-прежнему оставался бы у него внутри.