Козырные тузы
Шрифт:
В дело уже вступили полицейские. Том наблюдал за тем, как они окружили мальчишку, рывком подняли на ноги и зачитали ему его права. Лет девятнадцати от силы, он был одет в цвета банды, вокруг шеи у него красовался собачий ошейник, а густые черные волосы были начесаны и собраны в шипы. Его спросили об остальных, а парень лишь огрызался и кричал, что понятия не имеет.
Пока мальчишку под конвоем вели к полицейским машинам, Том открыл бронированный люк и втянул шар внутрь, чтобы рассмотреть его поближе, дрожа от холодного воздуха, который ворвался в панцирь вместе с шаром. Странная штуковина. Слишком легкая для шара для боулинга, подумал
На город опускались сумерки. Том все набирал и набирал высоту, пока не взмыл выше самой башни Эмпайр-стейт-билдинг. Там он и оставался долгое время, глядя, как в городе зажигаются огни и Манхэттен превращается в сверкающую сказку.
С такой высоты в такую ясную и холодную ночь можно даже различить огни Джерси, отражающиеся в стылой черной воде. Он знал, что одна из этих светящихся точек — Топ-Хэт-Лаундж.
Том сейчас не может вот так взять и полететь туда. Нужно отвезти странный шар для боулинга в клинику — это сейчас самый главный вопрос.
Он даже не шелохнулся. Тахион никуда не денется, и шар тоже. Почему-то сегодня Том не мог заставить себя встретиться с доктором. Только не сегодня.
Тогда его панцирь был куда как примитивнее. Ни телеобъективов, ни трансфокаторов, ни инфракрасных камер. Лишь белое кольцо прожекторов, таких ярких, что Тахион даже зажмурился. Но без них было не обойтись. На крыше клиники, куда приземлился панцирь, было хоть глаз выколи.
Как бы там ни было, фотографии, которые показывал ему Тахион, мало кому захотелось бы рассмотреть повнимательнее. Он сидел в темноте, тупо уставившись в экран и ничего не говоря, а Тахион один за другим показывал ему снимки. Все они были сделаны в родильном отделении клиники. Несколько новорожденных даже протянули достаточно долго, чтобы их успели отнести в детское отделение.
В конце концов Том все-таки вновь обрел дар речи.
— Но ведь их матери были джокерами, — сказал он с убежденностью, которой не испытывал. — Барбара… моя девушка — нормальная, говорю вам. Натуралка. Она переболела дикой картой, когда ей было два года. Можно считать, что ничего не было.
— Было, — покачал головой Тахион. — Она может выглядеть совершенно нормально, но вирус сидит в ней. В латентном состоянии. Скорее всего, он никогда не проявится, а генетически он рецессивен, но когда у вас с ней появится…
— Я знаю, многие думают, что я джокер, — перебил его Том, — но я не джокер, поверьте, я туз. Я туз, черт побери! Так что если наш ребенок получит ген дикой карты, он будет телекинетиком высшего разряда. Он будет тузом, как я.
— Нет, — отрезал Тахион. Он убрал снимки обратно в папку, не глядя в камеру. Намеренно? — Мне очень жаль, друг мой. Шансы, что все произойдет с точностью до наоборот, астрономические.
— А Циклон? — Том хватался за соломинку, словно утопающий.
Циклон был тузом с Западного побережья, дочь которого, Мистраль, унаследовала отцовскую способность повелевать ветрами.
— Нет, — сказал Тахион. — Мистраль — особый случай. Мы почти уверены, что ее отец каким-то образом подсознательно воздействовал на плазму ее вируса, когда она еще находилась в утробе матери. На
— Я знаю, каковы шансы, — хрипло проговорил Том.
Из сотни людей, вытянувших дикую карту, способности туза проявлялись лишь у одного. При этом на каждого туза приходился десяток чудовищно обезображенных джокеров, а на каждого джокера — десяток пиковых дам, каждая из которых приносила своему владельцу мучительную смерть.
Перед его мысленным взором как живая возникла Барбара, сидящая в постели в гнезде из одеял, с рассыпавшимися по плечам русыми волосами и нежным и серьезным выражением лица — и с их ребенком у груди. А потом младенец поднял головку, и Том увидел его выпученные глаза и жуткие, невообразимо уродливые черты. Чудовище зашипело на Тома, и Барбара вскрикнула от боли, а из ее разодранного соска струей хлынула кровь, смешанная с молоком.
— Мне очень жаль, — беспомощно повторил доктор Тахион.
В свой пустой дом на Первой улице Том вернулся далеко за полночь.
Он сбросил куртку, упал на диван и долго смотрел в окно, на Килл и огни Стейтен-Айленда. Повалил мокрый снег. Капельки-снежинки бились в стекло с пронзительным хрустальным звуком, похожим на звон вилок о пустые бокалы, которым гости на свадьбе призывают новобрачных поцеловаться. Том долго-долго сидел в темноте.
Наконец он включил свет и снял телефонную трубку. Набрал шесть цифр и никак не мог заставить себя набрать седьмую. «Как робкий юнец, не решающийся пригласить хорошенькую одноклассницу на свидание», — подумал он с горькой улыбкой. Том решительно нажал последнюю кнопку, и в ухо ему ударил гудок.
— «Топ-Хэт», — ответил грубый голос.
— Я хотел бы поговорить с Барбарой Каско, — попросил Том.
— Вы хотите сказать, с новоиспеченной миссис Брудер, — поправил голос.
Том глубоко вздохнул.
— Да.
— У-у, новобрачные давным-давно уехали. Чтобы не пропустить первую брачную ночь. — Человек на том конце провода был явно пьян. — А потом — в свадебное путешествие в Париж.
— Понятно, — сказал Том. — А ее отец еще там?
— Сейчас посмотрю.
Прошло много времени, прежде чем трубку снова взяли.
— Это Стэнли Каско. Кто говорит?
— Том Тадбери. Прошу прощения, что не смог присутствовать, мистер Каско. Я был… э-э… занят.
— Да, Том. У тебя все в порядке?
— Все прекрасно. Лучше не бывает. Я просто хотел…
— Да?
Он сглотнул.
— Передайте ей, пусть будет счастлива, ладно? И больше ничего. Просто передайте, что я желаю ей счастья.
Он положил трубку.
За окном по Киллу проплывал большой грузовой корабль, в темноте невозможно было разглядеть его флаг. Том выключил свет и долго провожал его взглядом.