Крабат, или Преображение мира
Шрифт:
Он улыбнулся, как улыбнулась бы своей огненной пастью гора над синей бухтой.
И вновь костер. И зажжен факел, и трижды прозвучало: Отрекись!
– но я, привязанный к столбу, не отрекаюсь.
Я не отрекаюсь от своего убеждения, что исследование генов человека дает возможность манипулировать человеком, а это преступление.
Я не отрекаюсь от своего убеждения, что тот, кто делает преступления возможными, сам совершает преступление.
И я кричу в третий раз, что долг мой, открыть любую, пусть самую
"При чем здесь костер, - насмешливо пробормотал Лоренцо Чебалло.
– Ведь мы с вами не в средневековье. Вам не надо ни от чего отрекаться, я возьму у вас только ваше знание, ваши совесть и мораль останутся при вас".
Здесь действительно ничто не напоминало средневековье: тридцать секунд земли и бетона над этим залом, где воздух чист и свеж, две стены сплошь уставлены книгами, а третья целиком из стекла, за ней огромный аквариум и террариум, полные самых фантастических жизненных форм.
"Разного рода мутанты", объяснил Чебалло, как всегда мрачно. Он показал на куст, на котором вместо листьев были птичьи перья. "Мы еще блуждали в потемках, и, конечно, я не слишком обрадовался, когда узнал, что вы у цели.
– Он пожал плечами.
– Но самое главное, дело сделано. Позже вы мне подробно расскажете, каким путем шли. Для меня это необычайно важно".
Он не хотел, чтобы Крабат дольше разглядывал результаты его неудачных опытов, подвел его к креслу, предложил освежающие напитки и уселся напротив гостя. Он рассматривал Крабата с жадным, но совершенно не личным, а каким-то абстрактным любопытством, Крабату казалось, что на него смотрят не глаза, а высокий и холодный лоб.
"Почему, спросил Чебалло с жадным любопытством, вы не покончили с собой, попав в руки к ТРЕТЬЕМУ? Ведь вы понимали, чем это вам грозит?"
"Я знал, что было изготовлено несколько значков для мнимого конгресса, чтобы ввести меня в заблуждение, ответил Крабат., Чего же мне было бояться?"
Лоренцо Чебалло наклонился вперед, широко раскрыв от удивления глаза: "И вы не боитесь?"
"Я хотел попасть к вам, - медленно произнес Крабат.
– Вы единственный, кто мог быть близко к цели или почти у цели".
Чебалло откинулся назад и, прикрыв глаза, долго молчал. Когда он вновь обратился к Крабату, на его мрачном лице было выражение насмешки и торжества.
"Каминг, сказал он, страдает от навязчивого кошмара: ему кажется, что я превращаю его в фантом, человека-машину. Мне поручено произвести это с вами, Сербин".
Он ожидал увидеть ужас в глазах Крабата, но тот как ни в чем не бывало вертел в руках палку черного дерева с рукоятью из слоновой кости, а на палке были вырезаны Адам и Ева и древо познания.
"Очень красивая палка", сказал Чебалло.
"Любое познание разрушает мечту, - сказал Крабат, поворачивая в руках палку, как будто рассматривая
– И каждое познание рождает новую мечту".
"Во веки веков аминь, - насмешливо закончил Чебалло.
– Движение, все, цель, ничто".
"Цель - приблизиться к цели", - возразил Крабат.
"И никогда не достичь ее?" Казалось, Чебалло вот-вот разразится издевательским и торжествующим смехом.
"Что означают слова "никогда", "вечно"? С помощью этих устоявшихся понятий человек пытается очертить границу того, что безгранично во времени", произнес Крабат, не спуская глаз с Чебалло, с которым происходило нечто очень странное: черты его сделались жестче, казалось, весь он превратился в вибрирующий сгусток энергии. Резким движением Чебалло вытащил из кармана трубку и потной от волнения рукой осторожно и в то же время с силой отвернул мундштук. "Теперь ничьи уши не слышат и ничьи глаза не видят, сказал он.
– Мы можем говорить свободно".
Он говорил неестественно хриплым, сдавленным голосом, казалось, все его тело свела судорога, лицо застыло, словно одеревенев, глаза под неподвижными веками сузились, звуки с трудом вылетали изо рта, как бы против его воли, будто их кто-то выталкивал: "Шут Хоулинг любит говорить, любит аплодисменты, шут. Опустошить мозги, лишить их власти! Эти дурацкие пугала, генералы, они ухмыляются, аплодисменты клакеров, шутнику. Я не оратор, я лишаю вещи власти, машины бессмысленны, власть, лишенная разума, узурпаторы науки, я, конец".
Он хрипел, как в агонии. Руки его, лежавшие на столе, сжались в кулаки так, что побелели суставы.
Крабат знал, что, как только у Чебалло пройдет эта судорога, он сформулирует свое кредо: нет спасения от власти машин, которые вышли у человека из подчинения, если только наша наука не возьмет власть в свои руки. Катастрофа вот-вот разразится, и только биология еще в состоянии ее предотвратить.
Чебалло очень медленно, как при замедленной съемке, и с невероятным усилием разжал кулаки, поднес ладони к глазам и принялся рассматривать их так, словно на них было начертано его будущее. Вибрирующий сгусток энергии постепенно разрядился, только его лицо оставалось по-прежнему застывшим.
"Я не буду превращать вас в человека-машину, Сербин, - сказал он спокойно.
– Мы с вами, лучшие головы мира и вместе осуществим то, что необходимо: реорганизацию жизни в соответствии с нашими убеждениями".
"Вы не знаете моих убеждений, Чебалло, - возразил Крабат.
– Они не совпадают с вашими".
"Это не имеет значения.
– Чебалло положил обе руки на стол, растопырив пальцы.
– Вы откажетесь от тех убеждений, которые будут идти вразрез с моими".
"Без возражений?" - спросил Крабат.