Крадущиеся на глубине. Боевые действия английских подводников во Второй мировой войне. 1940-1945 гг.
Шрифт:
Всплытие в условиях сильного шторма – тоже непростое дело. До того как вода вытечет из негерметичных частей надстройки и лодка достигнет полной плавучести, она очень неустойчива, и, если всплыть так, что волна будет бить в борт, при ее ударе есть опасность опрокидывания. Первые лодки класса S были несовершенны именно в этом отношении, и считается, что одна из них была потеряна именно по причине опрокидывания. Поэтому мы всегда проявляли при всплытии повышенную осторожность: лодку ставили носом к волне. При погружении, наоборот, ставили лодку бортом к волне, чтобы подъемная сила не препятствовала погружению.
По мере приближения к Северному полярному кругу ветер начал понемногу стихать, небо прояснилось, и мы наконец смогли определить свое местоположение по небесным светилам. По ночам небо окрашивалось разноцветными сполохами полярного сияния, с каждым днем луна и солнце все ниже поднимались над горизонтом. Мы немного пришли в себя после длительных штормов, высушили одежду, стали есть нормальную пищу и даже, по мере возможности, развлекаться.
Мы часто играли в самые разные игры: очко, триктрак, шахматы, крибидж. Лично
9
Лудо – настольная игра с фишками или шашками и бросанием костей. (Примеч. пер.)
Как-то раз капитан немного смущенно извлек из своего ящика несколько клубков цветных ниток, иглу, кусок полотна и начал вышивать крестиком какой-то сложный рисунок на уже наполовину законченной наволочке. Он сообщил, что, по его мнению, такое хобби является творческим занятием, хорошо отвлекает и успокаивает нервы. Он сам придумывал рисунки и, когда приступал к новой работе, всегда внимательно выслушивал сыпавшиеся со всех сторон советы относительно выбора цвета. Некоторые из нас вырезали деревянные модели «Морского льва». Механики, имевшие значительно больше возможностей, делали свои модели из меди. Помощник торпедного офицера делал скрипки. В свободное время он находил для себя укромное местечко где-то в закутке между трубами и чувствовал себя совершенно счастливым, вырезая и обрабатывая деревянные дощечки. Одну скрипку он, кажется, даже закончил, но чаще бывал недоволен формой отдельных частей, на изготовление которых тратил долгие недели, и ломал их. Он был старше всех на нашей субмарине и имел единственное заветное желание: убить как можно больше немцев. Когда звучал сигнал тревоги, он замирал у торпедных аппаратов, держа пальцы на триггерах, и обычно был разочарован, если тревога оказывалась ложной. Он виртуозно играл на аккордеоне, и часто вечерами в переполненном отсеке резервных торпед долго звучала музыка, заставляя подводников забывать о горестях и тяготах морской службы.
И вот настал день, когда мы пересекли полярный круг. Дни стали еще короче и холоднее. Мы обогнули Норвегию, прошли между мысом Нордкап и островом Медвежий, после чего принялись спускаться к Кольскому заливу, где нас должен был встретить советский эсминец. Мы ожидали в ночь накануне условленной даты встречи увидеть береговую линию, но горизонт был пустынен, и мы не смогли разглядеть ничего, кроме облаков. Можно было усомниться в точности наших навигационных приборов. Однако, когда перед рассветом мы нырнули, Васко не сомневался, что все правильно, и, когда рассвело, выяснилось, что земля совсем близко. Высокие утесы были белыми от снега и, освещенные лунным светом, создавали иллюзию необыкновенной чистоты.
За пятнадцать минут до назначенного часа старший помощник доложил капитану, что видит в перископ приближающийся эсминец. Капитан дождался, когда между нами осталось несколько кабельтовых [10] , и всплыл в точно назначенное время. После обмена опознавательными сигналами мы заняли позицию за кормой эсминца и последовали к входу в Кольский залив. Моряки жадно всматривались в открывающиеся перед ними снежно-белые берега: это была новая, неизвестная нам земля. Вскоре мы подошли к Полярному – небольшому порту, который должен был стать нашей базой. Мурманск – место назначения британских конвоев, которые начали приходить в Россию, – находился в нескольких милях вверх по реке.
10
Кабельтов – единица длины, применяемая в мореходной практике, равна 0,1 морской мили или 185,5 м. (Примеч. ред.)
Уходя из Англии, мы были совершенно уверены, что у всех русских есть бороды, и решили воспользоваться долгим переходом, чтобы отрастить свои собственные. Как выяснилось, все русские в Полярном были чисто выбриты, а бородачами оказались только мы. Прибывший в Полярный представитель британского командования был шокирован повышенной волосатостью представителей британского королевского флота. Впрочем, в Полярном очень многое ужасало чопорного адмирала. Он даже не потрудился скрыть от наших советских союзников свое неодобрение существующим в стране режимом и крайне подозрительно относился к любым их предложениям. Его недовольство многократно усиливалось тем, что его передвижение по Полярному ограничили определенными маршрутами. Один раз его даже арестовали, когда он зашел в одну из запретных зон. Русские тоже отнеслись к нам с изрядной долей подозрительности, их охранники были настроены враждебно и всегда держали оружие наготове. Должен признать, что ходить мимо них было весьма неприятно. Возможно, их нервозность была вполне оправданной: мы находились всего в тридцати милях от Финляндии и оккупированной немцами Норвегии. Иногда ночью мы видели безмолвные фигуры, одетые в белое. Это солдаты Красной армии шли на фронт – самый северный фронт в истории войн.
Этот фронт был чрезвычайно важен, поскольку Мурманск – единственный незамерзающий северный советский порт, а грузы, доставляемые сюда нашими конвоями, отправлялись по железной дороге в глубину Советского Союза. Авиаторы уже отправили сюда эскадрилью «спитфайеров» для обеспечения превосходства в воздухе. Целью прибытия нашей субмарины была помощь русским подводным лодкам, действующих на морских путях вдоль побережья Норвегии, у портов Киркенес и Петсамо, через которые
Все вокруг нам казалось чрезвычайно странным. Наше дыхание замерзало и становилось паром – с этим явлением мы столкнулись впервые. Воздух был хрустально чист и удивительно прозрачен, море и небо на фоне снежной белизны казались одинаково серо-голубыми. Мы по-мальчишески наслаждались, шагая по хрустящему, нетронутому снегу и проваливаясь в пушистые сугробы. Первое время мы удивлялись, но скоро привыкли к тому, что лыжи и сани, которые тянет усталая кляча, здесь обычные средства передвижения. Высокие здания из красного кирпича издали выглядели очень внушительными, но вблизи оказывались облупленными от мороза. Но зато у русских всегда работало центральное отопление и была вкусная и сытная горячая еда. Возвращаясь из похода, мы жили на берегу. К нам прикрепили русского повара и двух официанток. Они подавали нам отменные овощные супы, на столе всегда стояли миски с икрой и тарелки с толстыми ломтями копченого лосося. Из окна столовой открывался прекрасный вид на бухту, а на стене висела огромная карта Европы, где флажками обозначалось местонахождение субмарин. Под самым потолком, возле точки, обозначавшей Полярный, торчал одинокий флажок Великобритании. Штаб подводного флота располагался в том же здании. Старшим офицером был коммандер Дэвис, а штабистом – чернобородый резервист по имени Брей. У Брея было невероятное множество обязанностей, и его всегда кто-то искал. Мы часто слышали, как по гулким коридорам проносилось эхо возмущенного вопля: «Брей-ей-ей!» Переводчицей была усталая русская женщина, которую звали Галина. Она не обладала женственностью и чувством юмора, но без устали спорила о политике и при удобном случае снабжала нас избитыми лозунгами коммунистической пропаганды. В отместку мы нередко начинали подшучивать над чудесной жизнью в Советской России. Заканчивалось это обычно тем, что она, красная от злости, вылетала из комнаты, не забыв как следует хлопнуть дверью. По-моему, она ни минуты не сомневалась, что мы все, как один, являемся капиталистами и империалистами.
Мы именовались союзниками, но довольно редко видели наших советских собратьев по оружию. Конечно, свою роль играл и языковой барьер, но главной причиной все-таки было отсутствие взаимного доверия в верхах. Британцы – не воинственная нация, поэтому быстро забывали о войнах, в которых им доводилось участвовать. Но русские, как мне казалось, до сих пор помнили, что мы сражались против большевиков в начале революции.
Так получилось, что больше всего русских мы видели в вечер нашего прибытия. Нас пригласили на концерт. Вместе с многочисленными командирами Северного флота мы заняли свои места в роскошно украшенном зале. Следует отметить, что мы, без сомнения, являлись объектом всеобщего любопытства. До смерти уставшие после долгого и трудного перехода, мы искренне надеялись, что концерт долго не продлится, и были крайне раздосадованы, когда выяснилось, что перед концертом будет политический митинг. Торжественные речи тянулись целый час. Их содержание осталось для нас загадкой, мы только смогли уловить, что все ораторы периодически упоминали имя Сталина. При этом всякий раз раздавались продолжительные аплодисменты, а оркестр исполнял один куплет «Интернационала». Все это повторилось по меньшей мере пятнадцать раз за час. Наконец начался концерт. Он состоял из самых разнообразных номеров, причем артистами были моряки стоящих в гавани судов. Сомневаюсь, что во всем Королевском военно-морском флоте нашлось бы столько талантов. Моряки отлично танцевали, а когда начали петь традиционные морские песни, я отчетливо понял, что означает выражение «кровь стынет в жилах». После этого на сцене появился помощник торпедного офицера с нашего «Морского льва». Мы так и не узнали, как он попал в программу. Он с чувством исполнил несколько песен из своего аккордеонного репертуара, а завершил выступление романсом «Очи черные», который сопровождался долгими аплодисментами. Затем все собравшиеся дружно спели «Интернационал», и концерт окончился. Мы снова вышли в снег.
Однажды вечером мы пригласили в гости офицеров стоящей рядом с «Морским львом» русской субмарины. Была договоренность, что с ними придет переводчик, но в последний момент оказалось, что он занят чем-то другим. Учитывая, что гости и хозяева не имели возможности понять друг друга, вечер обещал стать весьма своеобразным. Русские пришли, пожали нам руки и чинно расселись в кают-компании. Мы поставили на стол джин, виски, бренди, ром и шерри и знаками предложили им выбирать. Они всем коллективом остановились на виски и выпили свои порции быстро, аккуратно и, главное, все одновременно. Затем они решили попробовать шерри. Мы постарались не показать свое удивление, удовлетворили просьбу гостей, а сами налегли на виски. Тут выяснилось, что один из гостей немного говорит по-немецки. Припомнив, что я тоже учил его в школе, мы кое-как начали разговор на языке нашего общего врага. Надо сказать, алкоголь оказался отличным переводчиком. К тому времени, когда наши гости добрались до джина (который понравился им больше, чем водка), беседа уже текла весьма оживленно. Мы притащили географический атлас и стали показывать им наши родные города. Они сказали, что вряд ли сумеют побывать в других странах, поскольку заграничные поездки не поощряются советским руководством. К сожалению, этот очень удачный опыт общения союзников не был повторен.