Краем глаза
Шрифт:
— Мне принадлежит несколько домов. В одном из них вас ждет квартира на две спальни.
Целестина покачала головой.
— Я могу оплатить только квартиру-студию, причем маленькую.
— За новую квартиру вы будете платить столько же, сколько за эту, — заверил ее Липскомб.
Целестина и ее мать многозначительно переглянулись. Врач заметил и понял значение этих взглядов. Румянец вспыхнул на его бледном лице.
— Целестина, вы, конечно, красавица, и я уверен, что вы привыкли остерегаться мужчин, но клянусь вам, мои намерения абсолютно честны.
— О, я и не думала…
— Нет, подумали, и я понимаю, что жизнь научила вас так думать. Но мне сорок семь,
— Почти двадцать один.
— …и мы живем в разных мирах, причем ваш я уважаю не меньше своего. Я уважаю вас и вашу удивительную семью… вашу преданность, вашу решительность. Я хочу помочь вам только потому, что я у вас в долгу.
— Что вы могли мне задолжать?
— Скажем, так, в действительности я в долгу перед Фими. Слова, которые она произнесла между двумя смертями на операционном столе, полностью изменили мою жизнь.
«Ровена вас любит, — сказала ему Фими в момент короткого просветления. — Бизил и Фризил с ней, у них все хорошо». Послание от погибших жены и детей из потустороннего мира, в котором они дожидались его.
Умоляюще, без намека на интимность, Липскомб взял руки Целестины в свои.
— Долгие годы, будучи хирургом-акушером, я приносил Жизнь в этот мир, но я не знал, что есть жизнь, не понимал значения этого слова, не понимал, что у него есть значение. До того, как Ровена, Гарри и Дэнни погибли В той авиакатастрофе, в душе у меня была пустота. А когда я их потерял, все стало гораздо хуже. Целестина, я думал, что душа у меня умерла. Фими дала мне надежду. Я не могу отплатить ей, но я могу что-то сделать для ее дочери и для вас, если вы мне позволите.
Ее руки дрожали не меньше его.
А поскольку она не сразу приняла его щедрое предложение, он добавил:
— Всю жизнь я старался просто прожить день. Сначала борьба за выживание. Потом достижения, приобретения. Дома, инвестиции, антиквариат… Во всем этом нет ничего плохого. Но этим не удается заполнить пустоту. Возможно, когда-нибудь я вернусь в медицину. Но это суета. А сейчас мне необходимы мир и покой, потому что мне есть о чем подумать. И чем бы я теперь ни занялся… я хочу, чтобы у моей жизни появилась цель, чего раньше не было. Вы можете это понять?
— Меня воспитывали так, чтобы я это понимала, — ответила Целестина и, взглянув на мать, увидела, как глубоко тронули Грейс ее слова.
— Мы можем перевезти вас завтра, — предложил Липскомб.
— Завтра у меня занятия, в среду тоже, а в четверг — свободный день.
— Значит, в четверг! — воскликнул он, страшно довольный тем, что получит только треть от арендной платы за предложенную им квартиру.
— Благодарю вас, доктор Липскомб. Я буду ежемесячно вести учет ваших убытков и со временем все вам возмещу.
— Мы это еще обсудим. А пока… пожалуйста, зовите меня Уолли.
Узкое, длинное лицо врача, с которого не сходила печаль, больше подходило владельцу похоронного бюро, но никак не человеку с именем Уолли. Каким еще мог быть Уолли, как не веснушчатым, розовым, круглощеким, веселым?
— Уолли, — без запинки повторила Целестина, потому что обнаружила Уолли в зеленых глазах врача, которые внезапно ожили.
Липскомб принес шампанское и два больших пакета с едой. Сахапур [39] , миджура [40] , плов с корицей, толма [41] , артишоки с бараниной и рисом, аришта-пирог, шароц [42] ,
[39] Сахапур — луковый суп.
[40] Миджура — говяжий фарш с луком и яйцом, запеченный в духовке.
[41] Толма — голубцы в виноградных листьях.
[42] Шароц — грецкие орехи в виноградном сиропе с пряностями.
Глава 47
В белом халате фармацевта поверх белой рубашки и черных брюк Пол Дамаск, закончив рабочий день, резво шагал домой по улицам Брайт-Бич, под серым сумеречным небом, достойным попасть на обложку «Страшных историй», под зловещий шелест ветра в кронах пальм.
Ходьба являлась одним из элементов программы поддержания хорошей физической формы, а к программе этой Пол относился очень серьезно. Он понимал, что его не призовут спасать мир, как случалось с героями приключенческих и фантастических романов, которые он читал взахлеб, но твердо знал, что без отменного здоровья ему не справиться с возложенными на него обязанностями.
В кармане халата лежало письмо преподобному Гаррисону Уайту. Конверт Пол не запечатал, потому что хотел прочитать написанное письмо Перри, своей супруге, и внести предложенные ею поправки. Ее мнение Пол очень ценил.
Возвращение домой, встреча с Перри являлись кульминацией любого его рабочего дня. Они встретились, когда им было по тринадцать лет, поженились в двадцать два и в мае собирались отпраздновать двадцать третью годовщину свадьбы.
Детей у них не было… и быть не могло. Но Пол, по правде говоря, не испытывал никаких сожалений, не познав радости отцовства. Их семья состояла из двух человек, дети, если б судьба даровала их, не позволили бы им добиться достигнутой абсолютной близости, а Пол очень дорожил сложившимися отношениями с женой.
Их вечера, которые они всегда проводили вместе, казались ему вершиной блаженства, пусть они всего лишь смотрели телевизор или он ей что-нибудь читал. Последнее Перри очень нравилось. Предпочтение она отдавала историческим романам, но иногда соглашалась на детектив.
Перри часто засыпала в половине десятого, крайне редко — позже десяти вечера, тогда как Пол не ложился раньше полуночи или часа ночи. Поздним вечером, после того, как ровное дыхание жены убеждало его в том, что она заснула, он возвращался к журнальным приключениям.
Впрочем, этот вечер он мог посвятить и телевизору. Программа предлагала неплохой выбор. В половине восьмого фильм «Сказать правду», потом «У меня есть секрет», «Шоу Люси», «Шоу Энди Гриффита». Новые серии «Люси» нравились Полу и Перри не так, как прежние. Им недоставало Дези Арназ и Уильяма Фроули.
Повернув на Жасмин-уэй, он почувствовал, как в радостном предвкушении забилось сердце: сейчас он увидит свой дом. Не роскошный особняк, типичный дом с Главной улицы американского города, но для Пола он затмевал Париж, Лондон и Рим, вместе взятые, города, которых он не видел и не сожалел о несостоявшейся встрече с ними.