Крах игрушечного королевства

Макбейн Эд

Туфельку она сжимала в правой руке как молоток. Ей приходилось проделывать такие штуки и раньше, и она знала, как нужно орудовать каблуком-шпилькой. Уоррен был уверен, что Тутс знает, что делает.

Мужчина двинулся прямо к двери уборной. Когда он взялся за ручку двери, все еще не подозревая о присутствии девушки, правая рука Тутс поползла вверх. Пока чужак открывал дверь, Тутс, не отрываясь, глядела на его затылок. Рука, державшая туфельку, была сжата так сильно, что побелели костяшки. Тутс взмахнула рукой и ударила чужака каблуком за правое ухо. Оглушенный мужчина

пошатнулся, ухватился за дверной косяк, обернулся, и Тутс ударила его еще раз. Каблук-шпилька глубоко рассек лоб, и из раны тут же хлынула кровь. Мужчина выхватил нож и, пошатываясь, шагнул навстречу Тутс.

«Да добей же его!» — подумал Уоррен, но крикнуть не осмелился.

Тутс еще раз вскинула руку и резко опустила. На этот раз каблук оставил глубокую рану на правом виске. Мужчина пошатнулся. Тутс ударила снова. Ей было не до шуток. Это вам не горничная, отмахивающаяся от назойливого поклонника. Это мужчина с ножом и женщина, которая собирается убить его, чтобы не быть убитой. Следующий удар почти достиг своей цели. Каблук впился в лицо и едва не вырвал правый глаз из глазницы. Нож звякнул об пол. Мужчина упал без сознания.

Уоррен подумал, что остался еще второй.

И у него пистолет.

Тутс застыла, переводя дыхание.

Где-то вдалеке сверкнула молния.

Над морем разразилась гроза.

Сквозь разрывы в тучах пробивались солнечные лучи.

Мы сидели в гостиной Шейлы. За стеклянной раздвижной дверью клубились тучи. Шейла рассказывала, что тем вечером, когда произошло убийство, они вернулись домой около половины девятого. Она сказала, что Бобби был чем-то расстроен и обеспокоен. Он постоянно смотрел на часы, и в конце концов позвонил Бретту Толанду.

— Во сколько это было?

— Около девяти.

— Вы слышали их разговор?

— Только то, что говорил Бобби.

— А не могли бы вы рассказать, что именно он говорил?

— Я не хочу доставлять ему неприятности.

— Вы сказали, что не будете обеспечивать алиби никому, связанному с убийством, неважно, насколько близко вы знакомы с этим человеком.

— Я не думаю, чтобы Бобби кого-нибудь убил.

— Но тогда ему не о чем беспокоиться.

Шейла прикусила губу. Руки у нее были сложены на коленях. Небо над побережьем понемногу начало расчищаться. Черные мрачные тучи уходили в море.

Шейла глубоко вздохнула.

Я терпеливо ждал.

— Он спросил у мистера Толанда, посмотрел ли тот кассету.

— И что?

— Потом сказал: «Ну так как? Мы договоримся?»

Я кивнул.

— Потом Бобби рассердился. «Что значит „нет“? Вы говорите мне „нет“?» Что-то в этом духе. Он очень рассердился. «Так значит, вам это не пригодится? Значит, эта кассета не нужна для вашего гребаного разбирательства? Вам очень жаль? Вы еще не знаете, что такое „очень жаль“, Бретт! Вы у меня еще пожалеете!» И Бобби повесил трубку.

— И что потом?

— Он стал метаться по комнате, словно зверь в клетке, и ругаться. Он сказал, что предложил человеку одну вещь, которая может решить все его проблемы, а тот взял и отказался. «Мне нужно было обговорить

с ним условия заранее. Ах я дурак — подумал, что имею дело с джентльменом! Но я ему еще покажу, он у меня еще пожалеет. Он у меня так пожалеет, как в жизни не жалел!»

В комнате стало тихо.

— Он именно так и сказал?

— Ну, не дословно. Но суть была именно такая. Мистер Толанд еще пожалеет, что не захотел заключить с Бобби сделку — уж не знаю, о чем там шла речь.

— Хорошо.

— Но это не значит, что Бобби его убил.

— Если он провел здесь всю ночь — да, конечно.

В глазах у Шейлы промелькнуло какое-то странное выражение.

— Ведь он действительно провел всю ночь здесь? — спросил я.

Шейла покачала головой и очень тихо произнесла:

— Нет, не всю.

Тутс положила туфельку, подобрала с пола нож и двинулась к креслу, в котором сидел связанный Уоррен. Никто из них не произнес ни слова.

Уоррен смотрел поверх плеча Тутс, следил за трапом. Нож был превосходно наточен. Тутс разрезала веревки одним махом. Уоррен растер затекшие запястья. Они по-прежнему молчали. Уоррен кивнул в сторону трапа. Тутс тоже ответила кивком. Уоррен вытащил свой пистолет и взвел курок. Тутс опять кивнула.

Неожиданно по палубе забарабанил дождь.

От дома Шейлы на Шуршащем рифе до дома Диаса на рифе Сабал было добрых полчаса езды. От двери «Сандалового ветра» до дверей «Вечерней песни-II». Или, если говорить точно, тридцать две минуты по часам на приборной доске. Я добрался туда в начале седьмого. Стремительно пронесшаяся гроза оставила после себя большие черные лужи на асфальте автостоянки. Я поставил машину и пошел к секции 21. Вдоль обсаженных цветами дорожек прогуливалась все та же белая цапля. На этот раз она даже не потрудилась взлететь при моем приближении. В бассейне за домом плескались все те же девицы в бикини. Все тот же старичок в красных боксерских трусах сидел на краю бассейна, болтал ногами в воде и любовался на девушек. Во Флориде иногда начинает казаться, что здесь ничего никогда не изменяется, что все застыло навеки, разомлев под палящим солнцем.

Диас только что вернулся с работы. Он все еще был одет по-деловому, не считая босых ног. Туфли и носки валялись на полу у кушетки, там, где он их бросил. Когда я вошел, Диас стоял у бара и смешивал себе водку с тоником. Он долил бокал, спросил, не хочу ли я выпить…

— Нет, спасибо, — сказал я, хотя на самом деле мне очень хотелось пить.

…бросил в бокам лимонную дольку, взял бокал и выжидательно посмотрел на меня.

— Я на минутку, — с улыбкой сказал я.

Ответной улыбки не последовало.

— Бобби, — начал я, — мне очень бы не хотелось применять к вам все эти штуки насчет очной ставки, но…

— Ну так не применяйте! — огрызнулся он. — Потому что меня это все откровенно бесит!

— Меня тоже.

— Отлично. Хоть в чем-то мы сходимся.

— Но здесь есть кое-что…

— Никаких «но», — отрезал Диас. — Вы сказали, что пришли на минутку. Тридцать секунд уже прошло.