Крах
Шрифт:
– Вы знаете, почему мы здесь, – произнес Бергер. – Ведь так, Конни?
– Идите к черту.
– Если бы у нас было больше времени, мы бы с удовольствием попререкались с вами, как раньше, – сказал Бергер. – Словно ничего не изменилось. Однако изменилось все, не так ли? Как вы понимаете, вероятность того, что вы снова встретитесь с Ноу, ничтожно мала. В худшем – и самом вероятном случае – вашего пса усыпят.
На мгновение Ландин поднял взгляд, словно не ожидал такой стратегии. На самом деле, ожидал, конечно, но справиться с чувствами все равно было трудно.
–
– Только давайте без сказок, – добавил Бергер.
Ландин медленно поднял глаза. Во взгляде его читалось отчаяние, плохо замаскированное под презрение. Очевидно, ему не часто доводилось сидеть на скамье обвиняемых. Он лишь покачал головой.
– Возьмем любую деталь наугад, – сказал Бергер. – Вам знакомо такое имя – Улла Миллрюд?
– О чем это вы? – угрюмо спросил Ландин.
– Она живет у заповедника прямо напротив Мёркё, недалеко от Сёдертелье. Она рассказала вам об электрическом моторе и резиновой лодке, правда ведь? Почему вы решили похоронить эту информацию в мусорной корзине посредственности Улле Шёблума?
– Черт возьми, – воскликнул Ландин. – Я думал, мы здесь, чтобы говорить о важных вещах.
– Что вы имеете в виду? – спросил Бергер.
Ландин замолчал, опустил глаза и покачал головой.
– Конечно, мы готовы говорить о важном, – подключилась Блум. – Например: почему вы прилагали все усилия, чтобы разделить дела об убитых на пляже пятого числа каждого месяца? Почему вы с самого начала дали указание рассматривать убийства топором как наркоманские разборки?
– Я требую адвоката, – пробормотал Ландин.
– Значит, придется заводить уголовное дело, – сказала Блум. – Мы надеялись этого избежать.
Конни Ландин снова поднял на них глаза.
– Чего вы хотите? На самом-то деле? Доказать, что я плохо вел расследование? И из-за этого теперь в какой-то мрачной дыре, в отделе внутренних расследований, передо мной сидят частные сыщики и меня допрашивают? Допрашивают меня? Да вы знаете, сколько раз я проделывал то, чем вы занимаетесь в данный момент? Знаете? Думаете, у вас получится за что-то привлечь меня? Что это вообще такое? Что ты там прячешься, Лейф? Иди сюда, поговорим лично, не надо подсылать ко мне каких-то жалких неудачников в виде уволенных полицейских, которые ни в чем не разбираются.
– Лейф там, да, – подтвердил Бергер. – Нет, он не придет. Он не хочет никоим образом быть связанным с тобой. А также с русской мафией, Радославом Блоком и покойным Витенькой, или с семьей Дальберг, они же Дальбери, и их ООО «Hyperion Biotechnia». Хочешь что-то добавить, Конни?
– У меня…
– Да, что у тебя, Конни? Что у тебя такое есть? Кроме обвинений в некомпетентности, при том что сам ты десятилетиями работал некомпетентно. И тут вдруг вспоминаешь о компетентности, только не к месту. Что у них на тебя, Конни? Какой компромат? Неужели тебе никак не вывернуться?
– Мы даем возможность это сделать, Конни, –
– Вы вообще не представляете, о чем говорите.
– Я работала под прикрытием, – сказала Блум. – Я знаю, что такое страх смерти. И я вижу его сейчас в ваших глазах. Вы выглядите так, будто в любую минуту можете умереть. Но выход есть, Конни, мы можем найти его вместе. Или же идите и умирайте. Идите. Вперед. Нам-то все равно.
К удивлению Бергера и Блум, никаких агрессивных ответных реплик не последовало. Ландин молчал, снова уставившись в стол. Никаких попыток встать и уйти.
– Сделаем перерыв на полчаса, – сказала Блум. – Обдумайте мои слова. У нас есть способ спасти от зла и вас, и вашего питбуля. Так что выбирайте, продолжать упрямиться или спасать пса. Вам решать.
– Выход есть, Конни, – произнес, вставая, Бергер.
57
Искусство скрывать сильные чувства – непростое.
Никто из них не видел Эрьяна Брууна прежде. Взглянув на него, они испытали шок. На самом деле, им бы надо было снова выйти, собраться с силами и мыслями, переговорить, устроить мозговой штурм, выработать стратегию и вернуться. Но был бы утерян темп. Действовать следовало прямо сейчас.
Хотя Эрьян оказался копией Матильды Дальберг.
Хотя не было ни малейшего шанса, что родителями Эрьяна может быть кто-то иной, нежели Уолтер и Матильда.
Уолт и Тилли.
Братьев было четверо. И сейчас Бергер и Блум сидели напротив четвертого.
Остальные трое были похожи на отца, а Эрьян – на мать.
Бергер и Блум переглянулись, убедились, что никто из них не выглядит совсем уж растерянным.
Эрьян их опередил:
– Сотрудников отдела внутренних расследований могут допрашивать только сотрудники этого же отдела. А вы кто такие?
– Не важно, – ответил Бергер с деланым спокойствием. – Мы хотим лишь поговорить с вами. О семье Дальбергов.
Четвертый брат работал полицейским. Значит, у него шведские документы и регистрация. В отличие от остальных членов семьи.
Никто этого не знал. Никто не проследил связь. Потому что никто раньше не сталкивался с Дальбергами.
– О семье кого? – переспросил Эрьян.
Ровно таким тоном, какой должен быть у хорошо подготовленного человека.
Коим он и являлся.
– Дальбери, – сказала Блум, наблюдая за его реакцией.
Реакции не последовало, однако спокойствие, с которым Эрьян отвечал на вопросы, говорило само за себя. Слишком уж оно походило на отчаяние. Хотя реплика такого впечатления не производила:
– О чем это вы? Я даже не в курсе того, что здесь происходит. Похоже, мне нужен адвокат.
– Тогда придется заводить дело, – сказал Бергер. – Мы надеялись этого избежать.
– И все-таки я требую адвоката.
Подавшись вперед, Блум произнесла: