Крамблроу
Шрифт:
Я сидел в кресле под оливковым деревом, покачивая в руках бокал вина «Брунелло ди Монтальчино», и наслаждался теплым вечером и счастливым выражением лица друга. Ко мне подошла мама, ее выразительные глаза светились от восторга. Казалось, сегодня все были чуть-чуть окрыленными. Несколько месяцев она занималась организацией этого чудесного торжества, уделяя внимание мельчайшим деталям.
– Мой дорогой, надеюсь, скоро мы и твою свадьбу проведем в этом месте. Здесь так волшебно. Разве тебе не хочется побыть здесь подольше? Город оставляет серый отпечаток на твоем лице.
– И не надейся, мама! Чтобы жениться, мне
– Выкинь ее из головы! Да, она обошлась с тобой некрасиво, но это не повод ставить крест на своей личной жизни, ты еще так молод, тридцать лет – это самое начало. Ты многого достиг и уже понимаешь, что тебе действительно нужно. Посмотри, сколько симпатичных девушек на этом вечере. Погружаясь в уныние, ты все пропустишь.
– …Дэниел, Дэниел! – Мэтт помахал перед моим лицом рукой: – Ты меня слышишь? Еще раз спрашиваю, где мы будем обедать? Предлагаю зайти в наше любимое кафе.
Я непонимающе огляделся, с трудом возвращаясь из своих воспоминаний. Мы стояли у входа одного из немногих сохранившихся на Рингштрассе заведений, открытого в далеком 1903 году и до сегодняшних дней предлагающего все, что захочет любой избалованный посетитель – изысканные блюда венской кухни, свежую выпечку и разнообразные сорта кофе.
– Давай, – без энтузиазма согласился я.
– Да что с тобой сегодня? Ты же на новой должности! В чем дело? – не унимался Мэтт.
– Смогу настроиться только после отпуска, уж слишком все навалилось.
– Странно слышать это от человека, который так любит свою работу! Хотя, может, и правда тебе пора в отпуск. Когда ты последний раз отдыхал? За последние два года ты брал одну неделю, чтобы побывать на нашей свадьбе в Тоскане.
– Только что о ней вспоминал. Очень рад за тебя, друг…
Мэтт понял, что я хочу закрыть эту тему.
Мы заказали бизнес-ланч и две большие кружки горячего кофе. Официантка приняла заказ, смущенно посматривая на моего друга. Он всегда так действовал на девушек. Они не оставались равнодушными к правильным чертам его лица, светлым волосам и мелкой россыпи веснушек. На меня тоже обращали внимание, но моя холодная интеллигентность, как однажды выразилась моя однокурсница, немного отпугивает.
– Итак, горы…
– Не просто, Мэтт, горы, а австрийские Альпы.
– Тебя не смущают слова «неприступные» и «опасные»?
– Я два года готовился к этому путешествию, каждые выходные проводил в альпинистском клубе, стирая пальцы и колени на скалодроме. Теперь знаю точно, что готов ехать. В нашей группе пять человек, а ведет нас сам Джек Когрович.
– Это что, тот болгарский сумасшедший, который ночует в горах и ест мох?
– Мэтт, прекрати! Он опытный альпинист, у него за плечами немало покоренных вершин! Чего стоит восхождение на Чогори, одну из самых сложных гор в мире. Кому довериться, если не такому профессионалу? – я достал смартфон из внутреннего кармана пиджака, чтобы показать Мэтту статьи о Джеке и о предстоящем маршруте.
«Восточные Альпы – это горные хребты с острыми выступами на скалах, глубокие зеленые долины, многочисленные чистейшие озера и стремительные реки. Севернее располагаются негостеприимные горные районы с крутыми обрывами и сложными подъемами: адские
– Где вы договорились встретиться?
– Собираемся на окраине Гальштата рано утром, чтобы особо не толкаться с туристами. Там нас будет ждать Когрович. Доберемся до подножия горы и оттуда отправимся по маршруту.
– Ты знаешь остальных четверых? – не успокаивался Мэтт.
Его скептицизм начинал действовать мне на нервы. Спустя полчаса я и сам начал сомневаться, смогу ли осилить этот поход.
Глава 2
Субботнее утро вопреки всем надеждам на продолжительный сон началось с раннего звонка из офиса. Мой коллега Йозеф сообщил о подтверждении проекта реставрационных работ во дворце Шёнбрунн и предупредил, что завезет после обеда бумаги на подпись, и заодно закинет горную палатку, которой обещал меня снабдить почти как год.
Растянувшись на большой кровати, я не мог поверить, что наконец-то начался мой отпуск и наступил последний день перед долгожданным восхождением. В комнате царил беспорядок. Походные вещи были разбросаны по всей комнате. К счастью, самые важные уже были собраны в рюкзак, что не могло не радовать. В противоположном углу комнаты на черном паркете сидел мой пес, французский бульдог Джерри, прижавший одной лапой трекинговую палку. Он смотрел на меня исподлобья, предчувствуя скорое расставание. Я усмехнулся над его недовольным и обиженным выражением морды, мне стоило учесть, что его привязанность ко мне рано или поздно ослабеет.
С Джерри мы виделись только поздно вечером и по выходным дням – так сказать, легкие отношения без обязательств. Я пропадал на работе, а он проводил время вместе с семьей соседа. Поэтому в какой-то момент я начал даже сомневаться, считает ли он до сих пор меня своим хозяином…
Я вылез из кровати и подошел к окну. Солнце поднялось уже высоко, день обещал быть безоблачным и теплым. Джерри подбежал ко мне, встал на задние лапы и, поскуливая, попросился на подоконник – его любимое место в доме. Он всегда с любопытством наблюдал за жизнью города. Окна квартиры выходили на знаменитый блошиный рынок Нашмаркт. В субботнее утро здесь было особенно многолюдно, туристы и местные жителя копались в горах антиквариата и неутомимо торговались с продавцами. Раньше, когда я жил с родителями, мне нравилось наблюдать, как мама бродит между этих развалов. Она иногда находила меня глазами, поднимала над головой и показывала различные вещи, требуя моего одобрения или протеста. Чудом ей удавалось не захламлять квартиру – в ней оставались только ценные экземпляры, остальные же расходились по частным коллекциям ее знакомых. Одним из таких особенных приобретений стало огромное зеркало в старинной деревянной резной оправе, сделанное так искусно, что оценщик долго предлагал за него баснословные деньги. Сейчас оно висело в спальне напротив кровати, отражая холостяцкую комнату. Раньше перед ним крутилась София, примеряя свои многочисленные наряды. Она отбрасывала с лица непослушные рыжие волосы и смеялась, если видела, что за ней наблюдают. А иногда оставляла милые послания красной помадой, за что получала выговоры от моей матери. Мне тоже это не нравилось, так как я был большим ценителем старины, но ценителем этой женщины я был тоже…