Красавицы не умирают

Третьякова Людмила

Петру Ивановичу, видимо, от природы было дано вла­дение пером. Особенно выразительно он писал, когда что-то воодушевляло его. «Прощальный приказ князя Багратиона был одним из самых трогательных и хорошо написанных статей, которые я когда-нибудь читал в России», — свиде­тельствовал один из кутузовских генералов. Однако многие были уверены — этого заблуждения не избежали даже со­временники князя Петра, — что этот суровый воин не пи­сал ничего, кроме приказов и донесений.

И вот перед нами несколько писем к любимой женщи­не. Каким, оказывается, остроумным собеседником мог быть Багратион! Каким изысканным комплиментом спосо­бен был наградить адресатку. Нет тут перебора по части

эпитетов, витиеватости и многословия, достаточно распро­страненных в его эпоху, когда для прекрасных дам пре­восходных степеней не жалели. Армейская привычка ска­зывалась — Багратион писал кратко. Но откуда знал он ведомое лишь поэтам — «как сердцу выразить себя?».

...Вот наконец он получил от Екатерины Федоровны долгожданное письмо. «Признаюсь вам, читавши оное, в сердце моем производилось большое волнение. Знаете, как говорится: «тук-тук...».

Представьте себе генерала во весь рост со шпагой в руке, шагающего под свинцовым дождем Шенграбена. И это — от «ее» письма! — «тук-тук...».

Кто же она, заставлявшая биться сильнее обычного сердце, привычное к канонадам и разрывам снарядов?

Дочь обер-гофмаршала князя Федора Сергеевича Ба­рятинского, женатого на княжне Марии Васильевне Хо­ванской, родилась в 1769 году. Девушке исполнилось шестнадцать лет, когда родители повезли ее на бал- маскарад в Аничков дворец.

Русский двор всегда славился красавицами. Отцветали одни, их сменяли другие, но цветник оставался благо­ухающим, свежим, приводящим в восторг каждого зрячего. И когда на празднике, данном в честь Екатерины Вели­кой, появилась еще никому не ведомая Екатерина Баря­тинская, садовнику — а его роль в тот вечер выполнял Потемкин — стало ясно, что в оранжерее расцвела роза редкой прелести. Очень высокая, с роскошными темными волосами, юная дебютантка очаровала всех не только по­истине торжествующей, королевской красотой, но и редкой грацией, которую сумела показать в танце. Девушка явно была призвана украсить двор, и скоро ее пожаловали во фрейлины.

Молодая Барятинская недолго пребывала в девицах, и в семнадцать лет она стала женой генерал-поручика князя Василия Васильевича Долгорукого. Супругов связывала искренняя любовь, и, когда началась турецкая кампания, Екатерина, только что родившая сына, ни за что не хотела разлучаться с мужем и отправилась с ним на войну.

Затянувшаяся осада турецких крепостей заставила Потемкина предпринять кое-какие шаги, дабы не скучать. Великий мастак украшать себе жизнь, он устраивал балы в своем дворце-землянке, правда, не такие пышные, как в Аничковом, но не менее веселые. Царицей этих балов стала молодая супруга князя Долгорукого. Свет­лейший, приметивший ее еще на балу в Аничковом, увлекся серьезно, но, кажется, без взаимности. Не при­выкший к неудачам, Потемкин осаждал Екатерину Фе­доровну с не меньшим упорством, чем Измаил. Кстати, по уверению современников, он ускорил штурм крепости ради того, чтобы доставить удовольствие молоденькой генеральше захватывающими звуками ночной тревоги и стопушечной пальбой.

Однако все было напрасно: и роскошные праздники в ее честь, и атласные туфельки, за которыми фельдъегеря отправлялись прямо в Париж с дунайских берегов. Долго­рукая обладала характером твердым и рассудительным.

И все же, как всякой женщине, ей доставляло удо­вольствие купаться в волнах всеобщего благоговения. И надо сказать, что скромному ординарцу мужа тут удалось занять более заметное место, чем светлейшему.

Каков он был, двадцатитрехлетний Багратион? Чем понравился избалованной красавице худой, с густой шап­кой жестких волос молодой человек, еще только подсту­павший к своей легендарной славе?

Его

ровесники были в куда более высоких чинах — их записывали в гвардию с младенческого возраста. Петру же предстояло каждый шаг по служебной лестнице оплатить кровью и смертельным риском. «Самое прекрасное после вдохновения — это самоотверженность; вслед за поэтом первым идет солдат», — сказал Альфред де Виньи. И вот тут становится понятен интерес Екатерины Федоровны к тому, кто состоял всего лишь в скромной должности орди­нарца.

В декабре 1788 года Багратион в составе Кавказского мушкетерского полка участвовал в штурме Очакова. Это было одно из самых ожесточенных и кровопролитных сражений: Багратион одним из первых ворвался в кре­пость.

Его изумительная личная храбрость покорила даже Потемкина. Он, главнокомандующий русской армией, произвел ординарца генерала Долгорукого из подпоручи­ков сразу в капитаны. Воинская доблесть! Это ли не луч­шая аттестация мужчины в глазах женщины!

Не могла Екатерина Федоровна не замечать и того, что, конечно же, отличало Багратиона от богатых, опе­каемых влиятельными родственниками сослуживцев. В карманах его не водилось лишних монет. И ждать их было неоткуда. Это диктовало стиль поведения, несколько от­личный от принятого в потемкинском лагере. От Баграти­она веяло мужественной сдержанностью. Среди изне­женных сибаритов он казался стоиком.

Конечно, ему трудно было тягаться в образованности с теми, кто значился в поклонниках прекрасной княгини Долгорукой. Но не заметить щедрой природной одарен­ности Багратиона было невозможно: «...ум, когда он гово­рил и о самых обыкновенных вещах, светился в глазах его...»

Почти ровесники, Долгорукая и Багратион тянулись друг к другу, каждый выбрав из толпы другого, как наи­более яркую, заметную, интересную личность.

Красота Екатерины Федоровны в сочетании с ее без­условной неординарностью не могла оставить Багратиона равнодушным. Она же в нем верно определила самородка, человека той редкой неукротимой породы, которого, если он надел мундир, первым встречает или пуля, или слава.

С присущей ему прямотой Багратион, не знавший по­лутонов и недомолвок, называет их отношения любовью. До конца его жизни она остается человеком, которому он доверял, как никому.

О том, что письма к Екатерине Федоровне являлись его исповедью, Багратион писал сам. Он не утаивал от нее ни­чего. По этим письмам видно, какой незатягивающейся ра­ной была для него «блуждающая» жена и то, что их семей­ная неурядица подкармливала сплетников и злоязычников.

Ни одно из посланий Багратиона к Екатерине Федо­ровне не обходилось без слов любви. Судя по всему, она не раз пыталась перевести бурные излияния своего по­клонника в более спокойное русло. Но тщетно, Багратион остается Багратионом: «На что мне твоя благодарность? Мне нужна дружба твоя и память верная. Вот что дороже всего».

Идут годы. Багратион служит. Долгорукая блистает в свете. Наделенная сценическим талантом, именно Екате­рина Федоровна ввела в Петербурге моду на домашние спектакли, в которых принимала живейшее участие. Она считалась одной из самых изысканных женщин Петербур­га. Это, впрочем, не мешало ей оставаться заботливой ма­терью и хозяйкой дома. У Долгорукой было трое детей: сыновья Василий и Николай, дочь Екатерина...

С воцарением Павла I родители Екатерины Федоров­ны, к которым благоволила почившая императрица, под­верглись опале и уехали во Францию. Вскоре за ними в Париж приехала княгиня Долгорукая. Она быстро вошла здесь в моду. Всех поражала ее оригинальная внешность, необычные, экстравагантные туалеты и бриллианты, кото­рыми она любила осыпать себя с головы до ног.