Красиво разводятся только мосты
Шрифт:
— Не боишься, что их прочтёт жена? Мало ли что я напишу.
— Пиши что хочешь.
— Правда? — удивилась она. Прозвучало как «Только пиши! Пожалуйста!»
— Правда, — он тепло улыбнулся. — Я, кстати, в Питер переезжаю. Уже снял квартиру, офис. У меня там совместный проект с другой компанией.
— Да, я слышала, — кивнула Ирка. — Софт-запуск прошёл успешно, все дела.
— Я переезжаю, а Вероника нет, — сказал он задумчиво. — Ей климат не подходит.
— М-м-м... сочувствую, — хмыкнула Ирка. — Ну там
— А ты всё такая же, — вздохнул он.
— Как и ты, — улыбнулась она. — Ну, пока, Вадим Воскресенский?
Он кивнул. А когда они уже пошли, вдруг окликнул.
— Ир!
Едва слышно, но она услышала. Обернулась.
— Мне жаль.
— Мне тоже, — она взмахнула руками. — Но что уже теперь.
Развернулась и пошла.
— Мама! Мам! Мам! А можно так делать дома? — бежал с ней рядом его сын, которого он так и не узнал, которого так и считает чужим, вприпрыжку, радостный, возбуждённый, довольный.
— Как? — Ирка сглотнула стоящий в горле ком.
— Выдувать стекло, — он забежал вперёд, развернулся. Уставился на неё удивлённо: — Ты что плачешь?
— Конечно, нет, — она сморгнула слёзы. — Что-то в глаз попало.
Хорошо с шестилетними мальчишками, попало так попало, в глаз так в глаз — он уже забыл.
— А я могу стать стеклодувом? — он шмыгнул носом, вытер рукой, мазнув до самого локтя.
— Конечно, можешь, — остановилась Ирка, полезла в сумку. — Сразу после того, как станешь великим композитором. Или кем ты там собирался стать, продавцом в музыкальном магазине?
— А я могу стать сразу и стеклодувом, и продавцом?
— Конечно, милый. И конструктором пожарных машин, и знаменитым учёным, и отчаянным путешественником, и всем, кем захочешь. А пока на, вытри нос, — протянула она ему салфетку. — И давай зайдём в парикмахерскую и сострижём уже это безобразие у тебя на голове.
— И бабушка меня не узнает, — хитренько захихикал он.
— Устроим ей сюрприз, — подмигнула Ирка, обняла сына.
Как там говорится? Хорошо быть женщиной? Деньги заработаю. Любовь завоюю. Успеха добьюсь. Счастье — рожу!
Предупреждённая бабушка в аэропорту усердно делала вид, что внука не видит.
«А где наш Андрюшка-то?» — оглядывалась она. Театрально прижимала к себе руки, вздыхала и охала, на радость ребёнку, а уж как удивилась, когда наконец «узнала».
Андрей довольно засмеялся, быстренько её обнял и с криком «Север!» радостно рванул к Петьке, скромно стоящему сбоку с букетом.
Ребёнок всю поездку предвкушал, что расскажет Северу, как в зоопарке какал белый медведь, как они ехали по канатной дороге над Москвой-рекой, как катались на двухэтажном автобусе. Переживал, будет ли Север с ним дружить, когда женится, разрешит ли ему с ним дружить другая тётя. И мечтал похвастаться, как упал, разбил коленку, но даже не заплакал.
Север…
Ирка отставила кружку с кофе. Покосилась
Тот ответил сообщением.
— Ира, возьми трубку. Это важно, — прочитала мама.
Ирка покачала головой на её вопросительный взгляд: нет.
— Он женат, мам. Всё закончилось, — с силой захлопнула крышку ноутбука, словно поставила точку. — Что бы он ни хотел мне сказать, это уже ничего не изменит. Нам надо жить дальше.
«А мне перестать о нём думать. Всё!» — добавила она мысленно. Посмотрела на часы.
— Жить дальше, — повторила задумчиво и словно её толкнули, подскочила с кровати.
— Куда ты? Куда? — всплеснула руками мама, когда Ирка споткнулась о ковёр.
«Надо жить дальше, — распахнула она дверцы шкафа. — И поторопиться, если не хочу просрать свой, может, единственный и последний шанс».
Сорванные с вешалок платья громоздились на кровати растущей кучей. Ирка приложила к себе очередное, критически осмотрев, бросила на кровать, достала следующее.
«Да какого чёрта! Какая разница в чём я буду», — в итоге решила она и натянула любимое, чёрное маленькое, без рукавов, с глухим вырезом под горло.
Понеслась к зеркалу. Вернулась.
— Застегни, — повернулась к маме спиной. Вздрогнула. — Какие руки у тебя холодные.
Снова к зеркалу. Распустила волосы. Не то. Собрала в хвост. Скрутила в шишку.
— Эти часы… — спросила со шпильками в зубах. Получилось «ыти шышы». Кивнула на стену. — Правильно идут? — на ходу заколола последнюю шпильку.
— Вроде да, — пожала плечами мама. — А ты жену-то его видела?
— Видела, — кивнула Ирка.
— И как она тебе?
— Славная девочка. Светленькая, худенькая, тихая. Послушная. Даже беспомощная, в хорошем смысле слова. Из тех, кто «за мужем».
— В общем, полная твоя противоположность, — понимающе кивнула мама.
Ирка секунду подумала и согласилась.
— Да, полная.
Натянув чулки, вывалила на пол обувные коробки:
— А где мои чёрные туфли?
— Так, в чемодане, наверное, — показала мама. — Петя, как вчера занёс, так он и стоит в углу.
— Точно, — ткнула она в маму пальцем. — В чемодане.
Север встретил их в аэропорту, довёз до дома, занёс чемодан и уехал.
Содержимое чемодана отправилось на кровать поверх отвергнутых платьев.
Ирка выудила из вороха одежды туфлю, вторую.
— Да что случилось-то? — крикнула ей вслед мама.
Ирка затопала каблуками к двери, на ходу поправляя задники. Потом резко повернула обратно.
— Вот оглашенная, — посторонилась мама.
— Уж какую родила, — пошарила та рукой под разворошённой кучей вещей, достала телефон, сунула в клатч. Обняла мать. — Люблю тебя, мам.
Дверь легонько скрипнула, когда она вошла в комнату сына. На цыпочках, стараясь не цокать, подошла к кровати.