Красная Армия в освещении современников(Белых и иностранцев 1918-1924)
Шрифт:
«В общем, несмотря на всю болезненность процесса демобилизации советская власть с ней справилась. По совершенно точным документальным данным Красная армия, насчитывавшая к 1-му января по спискам— 5.017.774 едока, к 1 августа была сокращена до 1.627.985 едоков.
Следует, однако, отметить, что демобилизация вызвала известное расстройство в некоторых отраслях народного хозяйства, первым делом в транспорте, и имела чрезвычайно нежелательные для власти политические результаты, так как распускаемые по домам красноармейцы в значительной части обратились не к мирному труду, а усилили оппозиционные к большевикам элементы».
В чем же выразилась эта «оппозиционность» красноармейцев? А пояснить следовало
„Благодаря отсутствию продовольствия (при чем тут продовольствие?.. — К.С.) поезда с демобилизованными часто застревали на станциях по неделе и больше, О довольствии мобилизованных никто не заботился, благодаря чему эшелоны часто бунтовали. Красноармейцы сжигали внутреннее оборудование вагонов, сами вагоны, шпалы, разбирали вагоны с углем и дровами, продовольствием и т. д. Во многих случаях, не дождавшись отправки эшелона, демобилизованные расходились пешком, часто большими отрядами и по пути отводили душу на встречных коммунистах“.
Возможно, что и были такие редкие случаи… Но демобилизация почти четырех миллионов бойцов гражданской войны в разоренной, голодной стране, с разбитым до отказа транспортом не могла обойтись без эксцессов. Следует удивляться тому, что их было так мало и носили они преимущественно характер хозяйственных недоразумений. В сводке краски, конечно, сгущены.
Справившись с демобилизацией, — читаем мы дальше, „военное ведомство, однако, оказалось бессильным довести части до полного штатного состава, как это им было предположено. Помимо демобилизации в этом отношении большую роль сыграли два явления отпуска и дезертирство“.
Анализ дезертирства, данный докладом, заслуживает нашего особого внимания.
Доклад отчетливо вскрывает контрреволюционный характер его и показывает, что в применении суровых мер по отношению к дезертирам красное командование оставалось все-таки слишком мягким.
„Начавшееся после первых призывов в 1919 г. дезертирство из Красной армии достигло в 1920 г. колоссальных размеров и превратилось в болезненное бытовое явление. Оно является активным протестом красноармейцев против власти, а зачастую и серьезным фактором, поддерживающим и питающим вооруженную борьбу с ней. Не имея организации, связи и достаточной смелости для открытых выступлений против власти в частях недовольные ею элементы под всевозможными предлогами покидают армию и тем вносят серьезное разложение в ее ряды.
Жестокие кары, ставящие дезертиров вне закона, загоняют их из родных деревень и станиц в горы, леса, плавни и камыши, где они образуют резервуар, из которого постоянно пополняются повстанческие отряды и просто бандитские шайки; с западной границы бегут в Польшу, особенно часты побеги среди украинцев и казаков, уклоняющихся в массе от военной службы, а также в запасных пехотных частях; меньше распространено дезертирство среди великороссов.
Дезертирство развито не только в запасных и строевых частях Красной армии, но даже и в войсках всероссийской чрезвычайной комиссии и в интернациональных формированиях. В ряде батальонов в ч. к. (118, 121) дезертирство достигает 15 % (официальные сов. секретные данные). В западном военном округе советское командование жалуется на усиленное дезертирство поляков и евреев из национальных частей“.
Характеристика дезертирства, как „активного протеста против власти“, является, разумеется весьма и весьма тенденциозной. Вернее было бы видеть в нем проявление крайней усталости после стольких лет напряженнейших усилий, естественную реакцию до последней степени переутомленного и надломленного тяготами войны коллективного
Наше командование, конечно, прекрасно учитывало и чисто военный вред и социальный характер дезертирства. Были приняты все меры к его искоренению. Мероприятия имели продуманный характер, организующая мысль революции все время напряженно работала над тем, чтобы создать определенную, выдержанную систему, а не ограничиваться отдельными эпизодическими бросками. Белогвардейские сводки характеризуют эти меры в нарочито иронических тонах:
„По всей России образована сеть органов, имеющих специальное назначение — ловлю дезертиров под разными названиями, начиная от главного управления по борьбе с дезертирством в Москве, всеукраинской центральной комиссии и кончая губернскими и уездными „комдезами“.
На Украине всех этих органов оказалось недостаточно для успешного выполнения поставленных им задач, вследствие чего в каждой деревне были созданы „пятихатные“ и „десятихатные“ на которых была возложена обязанность по вылавливанию дезертиров под страхом строжайшей ответственности: каждый пятихатный или десятихатный, халатно относящийся к исполнению своих обязанностей, наказывается в большей мере, чем сам дезертир; он должен „зорко следить за появлением дезертира в районе его хат“, ежедневно обходить доверенные ему хаты, организовывать два раза в неделю облаву по всему селу и т. д…
Для предотвращения дезертирства при перевозке пополнений из запасных частей выработана инструкция, заключающая в себе 400 параграфов, дающая право начальнику эшелона „немедленно открывать ружейный и пулеметный огонь по солдатам“? (удивителен этот термин в инструкции для Красной армии. Кавычки невольно возбуждают сомнение. — К.С.), выпрыгивающим из вагонов“ и т. д. При этом начальник эшелона и комиссар предаются суду военного трибунала, в случае если число бежавших превышает 5 %. Поезд, везущий пополнение, согласно инструкции, должен иметь пулеметы на паровозе и в вагонах охраны; на три вагона красноармейцев положено иметь четыре (?!) вагона охраны с таким расчетом, чтобы каждый вагон, везущий пополнение, находился между вагонами, вооруженными пулеметами, в которых едут охраняющие.
В общем, различными источниками количество бежавших из Красной армии определяется, примерно, в одну треть списочного состава.
По советским данным от начала года (1921-го. К.С.)дезертирская норма составляла в общем 19 %, а для пехотных частей —22 %. Другие сведения отрывочного характера дают понятие о стихийности этого процесса; так, например, по сообщению большевистской каменец-подольской „Укросты“ за два месяца (январь-февраль) в пределах Киевской губернии советскими агентами было выловлено 7.456 красноармейцев, принимавших, после дезертирования из рядов советских войск, участие в операциях повстанческих отрядов».
«Помимо открытого дезертирства происходит и массовое косвенное уклонение от службы в строевых частях: большее число, как крестьян, так и лиц с известной коммунистической протекцией, устраивается в различных организациях, в управлениях жел. дорог, на лесных и торфяных работах и т. д., где они числятся, как учетные призывные красноармейцы».
«Коммунистическую протекцию» надо понимать, конечно, совсем не так, как это изложено в последнем абзаце.
Выше мы упоминали о двух каналах мобилизации и пополнения рядов Красной армии. В особо острые критические моменты гражданской войны по большей части распоряжением центральных органов, а иногда и инициативой отдельных губернских или областных организаций со специальной работы снимались работники в порядке партийной или профсоюзной мобилизации и отправлялись на фронт.