Красная дорама 2
Шрифт:
— Понятно… Ну что ж, до свидания, товарищ Шим! — поклонился я собеседнице.
— До свидания, товарищ Чон, — кивнула мне та. И добавила: — Не держите зла, если что…
— И не думал, — заверил я ее.
После чего забрал свои бумаги — со всеми положенными канцелярскими отметками — и вышел на улицу.
На въезде в уездный центр меня остановили на армейском блокпосту. Как раз под дорожным указателем: направо — в Пхеньян, налево — в Саривон. Но если от Шим Ку Ан я выходил с твердым намерением поехать прямиком к следователю, то пока пробирался
Как таковых, доказательств у меня не было. Ну, кроме ролика с обвинениями Хана против Хонга. А на Сима — вообще ничего, а ведь именно у него имелся резон мстить «Профессору» — не помоги нам студенты, в соревновании победила бы как раз бригада Девятого Управления!
Боюсь, без чего-то наподобие сыворотки, которую кололи в Кукка анчжон повисон Джу, негодяя было не разоблачить. А едва ли это средство активно применяется полицией — иначе, наверное, нераскрытых преступлений не оставалось бы вовсе! Надо бы, кстати, при случае спросить у Мун Хи, почему так — раз, типа, существует надежное средство…
Да и, положа руку на сердце, совсем не в кассу нам с начальницей было бы открытие следствия! Начнут опрашивать студентов — сразу вскроется их работа на наших чеках…
Так что, пускай все так и сойдет Симу с рук?
«Получается, ему ничего не будет?» — вспомнился мне простодушный вопрос Чан Ми про Пака. «Дело важнее», — менторским тоном ответил я тогда ей.
Но Пак хотя бы никого не убивал…
Твою ж наперекосяк!
— Счастливого пути, товарищ Чон, — козырнув, вернул мне между тем документы офицер блокпоста.
— Спасибо, товарищ лейтенант! — ответил ему я. — А вам — хорошей службы!
После чего завел мотоцикл, тронулся — и поехал направо. На Пхеньян.
26. Маленькие человеческие радости
К тому, что приблизительно увижу, свернув с улицы во дворы, я был внутренне готов, и все же, по факту не сдержался — восторженно прицокнул. Три пятиэтажки — наша и две соседние — выделялись на фоне окрестностей, как девочки-отличницы из хороших семей, по недоразумению забредшие в неблагополучный городской район. Уже окруженные со всех сторон угрюмой местной гопотой, но, кажется, еще не понимающие, что их ждет. Вот правда: так и хотелось огородить их глухим высоким забором, для верности поставив на ворота пару солдат с пулеметом! Превратить в этакий мини «запретный город»!
Ну, не знаю… Одно дело, если бы обновили весь квартал, а так… Словно в гнилую челюсть — запущенность которой до недавних пор не особо и бросалась в глаза — три блестящие золотые коронки поставили! Не начнется теперь, часом, классическое: «Это не твой зуб! И даже не мой — он ихний!»?
Хотя, может, это я и на пустом месте нагнетаю…
Как бы то ни было, самими по себе отреставрированными домами оставалось только восхищаться. Стандартные фасады не просто покрасили — полностью переделали, щедро добавив разного рода архитектурные излишества — эркеры, фризы, консоли, пилястры… Чтобы, попав сюда впервые, узнать за всем этим великолепием бывшую типовую пятиэтажку, нужно было, наверное, обладать незаурядным воображением!
Вокруг, правда,
Хмыкнув, я завернул за угол и остановился у подъезда, украшенного теперь неким подобием небольшого классического портика. На его фронтоне виднелся идеологически выдержанный горельеф — три руки, сжимавшие молот, серп и кисть — в точности как на монументе в честь основания Трудовой партии.
Я спешился и хотел было вкатить байк внутрь — на привычное место под лестницей — но, окинув скептическим взглядом перепачканный Кавасаки, замешкался. Оперев его пока на подножку, сперва заглянул в подъезд без верного железного коня: ну да, блестящая плитка, декоративные панели, зеркала… Сюда в замызганной одежде-то входить стыдно, а уж парковать исколесивший рисовые поля и прихвативший с них на память немалую толику деревенской грязи мотоцикл — тем более!
И как быть?
— Чон! — окликнули тут меня сзади.
Я обернулся — и увидел нашу инминбанчжан. Впрочем, еще до того узнал ее голос.
— Здравствуйте, тетушка Мин! — улыбнувшись, поклонился вежливо.
— Здравствуй, здравствуй! — кивнула мне глава народной группы. — Вернулся?
— Как видите.
— На этот раз надолго, надеюсь?
— Как получится, — развел я руками. — На все воля начальства!
— Ясно. А что встал в проходе, о чем замечтался?
— Да вот, хотел мотоцикл под лестницу завезти, — кивнул я на Кавасаки, — но, думаю, надо бы его сперва как следует помыть…
— Да уж, будь столь любезен, — усмехнулась женщина. — Подъезд у нас теперь — не чета прежнему!
— Ага, вижу.
— А уж во что твою квартиру превратили, — слегка понизив голос, продолжила инминбанчжан, — так и вовсе словами не описать!.. Вот, кстати, держи, — сунув руку в карман, она вытащила оттуда колечко с ключами и протянула его мне. Пояснила: — Там железная дверь, два новых запора… Знаешь, я такие только в каком-то старом фильме видела, про ограбление банка в Америке!
Я взял связку. Ключей на ней висело две пары — видимо, по два экземпляра к двум упомянутым замкам.
— Спасибо, тетушка Мин! — поблагодарил собеседницу.
— Ну, ступай, — обронила та. — Полюбуйся на свои хоромы! А мотоцикл твой пока пусть тут постоит — среди бела дня ничего с ним не случится. Да и пригляжу — я здесь рядом буду…
— Спасибо, тетушка Мин! — повторил я. Забрал с багажника баул с вещами — и направился в подъезд.
Поднявшись по лестнице, я отпер дверь своей квартиры — и впрямь массивную, металлическую. Шагнул в темную прихожую, на автомате коснулся пальцами выключателя — тот располагался на том же месте, что и раньше — но почти тут же сообразил, что день-то у нас нынче будний и, значит, электричество отключено… Но по инерции все же успел завершить движение рукой.