Красная легенда на белом снегу
Шрифт:
— Здравствуйте! — сказал Учитель, когда все дети и взрослые расселись за парты.
Дети молчали, молчали и взрослые.
— Как по-мансийски будет «здравствуйте»?
Снова молчание. Учитель растерянно окидывает взглядом класс, потом вопросительно смотрит на Саву.
— Пася! — говорит почти шёпотом Сава, не зная точно, что хочет Учитель, но чувствуя, что ему надо что-то ответить.
— Пася олэн! — добавляет Сас, приведший Петю, своего внука, в школу.
— Спасибо! Теперь я буду знать, что «здравствуй»
— «Олэн» — это значит «живи»! — сказал довольно смело Петя, у которого волосы были заплетены в косички.
— Пася олэн! — повторил Учитель. — Спасибо! Спасибо! Вы меня будете учить мансийскому языку, я вас научу русскому. И считать научимся и писать…
Когда ребята чуть успокоились, Учитель сказал, что сегодня после урока все будут знакомиться с воспитателем, поваром, с врачом, а потом все вместе будут обедать в интернатской столовой. Но сначала надо пройти медицинский осмотр.
Сава не знал, что такое медицинский осмотр. Думал, будут просто смотреть интернат, который разместился рядом со школой.
Там были спальня и столовая.
Но медицинский осмотр оказался совсем другим.
Учитель повёл их к женщине в белом халате.
— Ой, дохтур! — воскликнул Петя, увидев женщину со странными и непонятными инструментами в руках.
Миг — и Петя исчез за дверями. Сава тоже чуть не побежал. Слыхал, что дохтуры болезни лечат, с духами нечистыми общаются, больно делают.
Женщина в белом халате позвала его ближе, велела снять рубашку. Сава снял рубашку новенькую, ситцевую. Бабушка сшила её для школы.
Дохтур пристально взглянула мальчику в глаза. На мгновение она показалась Саве шаманкой. Потом с помощью металлической трубки она послушала биение сердца. Постучала молоточком возле лопаток. Снова посмотрела Саве в глаза и сказала:
— Молодец! Здоров! Можешь учиться!..
Бегут олени. А в небе рядом с луной ходят звёзды. Они блещут, искрятся, будто улыбаются. Только тихо-тихо, чтобы не разбудить белую метель, такую же разбойницу, как коварная и злая колдунья Танварпэква. Про неё и Учителя говорил Якса:
— Куль с Танварпэквой сначала будут просто мучить наших детей и внуков, а потом их заберут в свои каменные дома.
Сава знал и про Танварпэкву. Много сказок про её проделки слышал.
В лесочке у деревни, на северной стороне, живёт эта злая старуха.
Она делает нитки из сухожилий. Её не всякий увидит. Она — дух. Но и не ко всякому она пристанет. А кого облюбует — защекочет до смерти. Ночью защекочет, когда все спят.
Поэтому все её боятся.
Поэтому ночью нитки из звериных сухожилий никто не плетёт.
А вот что однажды было.
Жила девушка. Мастерица на все руки.
Но искуснее всего она плела нитки из сухожилий. Устали не знала, до самой глубокой ночи
— Подруженька, не плети ночью жил! — говорили ей женщины и девушки постарше.
— Почему? — удивляется она.
— Нельзя. Здесь Танварпэква живёт. Страшная старуха, жилистая старуха. Засидишься — придёт к тебе. Защекочет до смерти…
Но девушка не послушалась. Днём крутит жилы и ночью их катает.
Однажды, когда все уже спали, завизжала собака, будто её кто-то ужалил.
Потом заскрипела дверь, и в дом с морозом седоусым ввалилась Танварпэква. В руках у неё серебряная чаша.
В чаше — жилы. Собачьи жилы. С шеи лайки сорвала она их.
Оттого собаки и визжали.
Подсела к девушке и говорит:
— Здравствуй, внучка, здравствуй! Ну и проворна ты! Давай поспорим: у кого из нас чаша с жилками быстрее наполнится. Если твоя, то чашу из чистого серебра ты возьмёшь! Если моя быстрее наполнится, то я пощекочу тебя. Да так буду щекотать, что из тебя выскочит печень.
— Ты садись, бабушка! Я принесу что-нибудь полакомиться, — говорит девушка. Выбежала она на улицу. Принесла с амбара юколу — вкусную сушёную рыбу. — Угощайся, бабушка, кушай!
А сама снова выбежала. В углу амбара нашла пустой берестяной кузов — и бегом в сторону леса.
А там, на краю деревни, под корнями самого могучего кедра, — дом Танварпэквы.
Добежала девушка до этого кедра, разожгла берестяной кузов и бросила под дерево, а сама полетела домой с криком:
— Бабушка, бабушка, в юрте твоей огонь играет! Горит твоя юрта!
Танварпэква как молоденькая побежала. А девушка бросает собачьи жилы на улицу, моет серебряную чашу и ставит её на стол. Сама быстренько тушит лучину, мажет лицо рыбьим жиром и ложится спать среди людей. В старину люди спали на одних нарах.
Скоро Танварпэква опять пришла. Ищет девушку всюду. Руками своими жилистыми лица спящих щупает. Подошла к девушке, пощупала лицо, щекочет. Девушка чуть не вскрикнула от щекотки, но, собрав последние силы, сдержалась.
Потрогала старуха ещё раз её лицо — скользкое оно, не похоже на лицо той девушки. К другим идёт, среди других ищет. Стонут люди, вздыхают во сне, всхлипывают. И снова к девушке подходит старуха, опять её мнёт, щекочет. Но молодая молчит, не подаёт ни звука.
— Торум, видно, тебя защитил, — вздыхает Танварпэква. — Изворотливей и хитрей оказалась меня. Ну, погоди! Если опять будешь по ночам крутить жилы, — всё равно защекочу…
А мастерица-девушка спит и невесёлые сны видит. Мечется. Наутро раньше всех встала, разожгла огонь в чувале. Берёт со стола серебряную чашу, показывает её людям.