Красная лилия

Мортенсон Ян

— Ты знаешь, чей он?

Я покачал головой. Она села в кресло между нами. Андерс тупо смотрел на нее, словно ничего не понимал.

— Этот пистолет принадлежал Веннерстрёму. Ты помнишь его?

Я кивнул.

— Но разве он был не в сейфе у Нильманнов?

— Вот именно. А сейчас он здесь.

— Я могу объяснить, — быстро сказал Андерс и перегнулся через стол. — Густав дал мне его на время. Под фундаментом нашего дома живет барсук. Я много раз видел его поздним вечером. Там, на даче. Я читал о них. Их челюсти, схватившие кость,

едва можно разжать. А потом еще и бешенство.

Он умолк, неуверенно глядя на меня.

— Слушай, — сказала Стина. — Даже я могла бы придумать историю поинтересней. Охота на барсука с пистолетом шпиона Веннерстрёма. Страх перед бешенством здесь, в Швеции, — и она закатила глаза. — Ты сейчас не на предвыборном собрании. Не надо нас недооценивать.

— Ты сказала, что Андерс лжет. Что ты имеешь в виду?

— В тот вечер он не был дома и не работал. Наоборот. Он отсутствовал. И вернулся очень даже поздно. И я знаю, где он был.

— Я тебя не понимаю, — тихо ответил Андерс, качая головой. — Что ты, собственно, хочешь этим сказать?

— Ах, ты не понимаешь? Я объясню тебе, о чем идет речь. Я больна от всего этого. Смертельно устала вечно исправлять твои промахи, заниматься всеми твоими проблемами. Следить, чтобы на всех твоих встречах ты стоял с расчесанными волосами и чистой совестью. Мне пришлось отказаться от своей карьеры и оказаться среди зрителей. Исправлять, объяснять и жертвовать собой. Но есть же предел! Я отказываюсь свидетельствовать на суде, что, когда убили Густава, ты был дома. Это сделал ты. Точно так же, как ты убил ту старую тетушку. Ты тогда тоже сбежал. Сменил имя. Использовал других, чтобы пробиться вперед. Ты всю жизнь идешь по трупам, а сейчас будешь премьер-министром, — засмеялась она с надрывом. — Наглый карьерист!

Андерс наконец пришел в себя, поборов удивление. Глядя на нее, он почти улыбался. И, обернувшись ко мне, сказал:

— Слышишь? Вот прекрасный пример глубокой неврастении. Стина всегда болтала о том, что я мешал ее развитию. Что она стала бы кем-то, если бы не пожертвовала собой ради меня. Все это чепуха. У нее нет никаких способностей и не было никогда. Поэтому она так агрессивна. Посмотри ее статьи. Послушай ее во время дебатов. Но я никогда не думал, что ты ненавидишь меня до такой степени, что можешь донести на меня за убийство, которого я не совершал.

— Я расскажу тебе все, что тогда произошло, — сказала она, не обращая внимания на слова Андерса. — Он смертельно боялся мемуаров Густава. Правда то была или нет, но Густав намекнул, что все расставит по своим местам. И Андерс поверил ему. У Густава не было сдерживающих центров. Кроме того, это сказалось бы неблагоприятно на положении его партии на выборах, изменило бы их результаты.

— Мемуары — одно, а убийство — нечто совсем другое, — заметил я. «Все ли у нее в порядке с психикой?» Я посмотрел на нее. Лицо бледное, тонкие губы бескровны, а глаза черные и колючие.

— Все имеет свою цену. А пост премьер-министра для Андерса —

очень высокую. Он знал, где находится сейф и где Густав хранил ключ. Когда мы были там, в тот день, когда он убил Густава, Андерс взял из сейфа рукопись. И пистолет.

— Ну что на это скажешь? — Андерс вздохнул. — Разве ты сам не слышишь, как фантастически все это звучит?

А потом, умоляюще глядя на нее, добавил:

— Не забудь, черт возьми, Густав был отравлен! Он не был застрелен! Зачем мне нужен был пистолет?

— Ты взял и несколько капсул с ядом. Для верности. А вдруг тебе не захотелось бы воспользоваться пистолетом? Он ведь не совсем беззвучный. Может, ты хотел попытаться его переубедить? Но не вышло, и ты перед уходом тайком вложил капсулу в его бутылку.

— А откуда же пистолет? — я посмотрел на Андерса. — Ты что-нибудь знаешь об этом?

Он сидел молча и смотрел на меня, размышляя, говорить или нет.

— О’кей, — медленно сказал он. — Расскажу. Но все было совсем не так. Я не имею никакого отношения к его смерти. Да, в тот вечер я встречался с ним. Я понял, что он собирается что-то написать в своих мемуарах. Так он, по крайней мере, намекал. И даже в тот самый день. Да, его издатель был там тоже, когда мы приехали. Такой большой, бородатый парень, — он слабо улыбнулся мимолетному воспоминанию. Потом замолчал.

— Ну и?..

— Я хотел поговорить с Густавом, обсудить его книгу, но случая для этого не представлялось. Было слишком много народа. Я знал, что по вечерам он всегда сидит в беседке, и я пошел туда где-то сразу после семи.

— А пистолет? Он был с тобой?

Андерс кивнул мученически.

— Конечно, это было ужасно глупо, но я знал, что пистолет находился в сейфе, и взял его. На время, после ланча. Не знаю, чего я собственно хотел, наверное, напугать его. А потом я не решился положить его обратно. Конечно, надо было бросить его в озеро.

— Что сказал Густав, когда ты встретил его?

— Ничего. Он был мертв. Когда я подошел к беседке, — да, я шел туда через лес, — он уже лежал с белой лилией в руке.

— И что ты сделал?

— Убежал, конечно, — обрезал он. — Вниз, к машине, и пулей оттуда.

— А ты видел еще кого-нибудь?

Андерс кивнул.

— Какую-то машину. По дороге туда, а она не очень широкая, я чуть не попал в канаву. К счастью, обошлось. Машину я узнал. Хотя водителя и не разглядел, пытаясь удержаться на дороге.

— Чья машина?

— Бенгта Андерссона. Парня Сесилии.

— Поздравляю! — Стина с иронией смотрела на него. — Какая удача! Ты приходишь, Густав уже лежит мертвый на полу, и тебе не надо использовать пистолет. Убийцу ты тоже видел. И можешь на блюдечке с голубой каемочкой преподнести его нашему собственному мастеру-детективу. Но сейчас не предвыборное собрание, — резко заметила она. — Не надо нас недооценивать. Ты был там в тот вечер, ты знал, что капсулы с ядом хранятся в сейфе. И ты забрал и рукопись, и пистолет.