Красная луна
Шрифт:
— Мороженое, — отвечает Нил, похлопывая себя по животу.
Чейз нарочито громко хохочет над этой незатейливой шуткой. Видимо, из-за люпекса. Час назад они встретились на парковке, и Нил достал из багажника коробку с сотней пузырьков, по сто пилюль в каждой. Заказал их себе в кабинет, а не в лабораторию, как обычно, на особые нужды.
Чейз сразу же достал из кармана складной нож, вытащил одну бутылочку и вскрыл защитную пленку.
— Помню, как у моего двоюродного брата внезапно начались головные боли, — сказал он, — я тогда еще совсем ребенком был. Сначала приступы случались время от времени, а потом постоянно, и аспирин уже не спасал.
Чейз вытер рукавом автомобильный спойлер, высыпал на него три пилюли и растер их крышкой от бутылочки. Потом вытащил из кошелька кредитку и разделил ею получившийся белый порошок на две дорожки.
— Вот именно так я себя теперь и чувствую. Эта дрянь засела внутри меня. Док, убейте ее.
Скатав трубочкой купюру, губернатор зажал одну ноздрю пальцем, а в другую втянул лекарство. Глаза у него тут же заслезились. Он распрямился и принялся яростно тереть нос. Чихнул, прикрывшись рукавом; хлопнул себя по коленям и осоловело улыбнулся собеседникам:
— Ух ты! Убойная доза.
А теперь они все вместе бродят среди толстых дубовых стволов в поисках потерянных мячей, и под ногами влажно чавкает палая листва. Игроки медленно идут по лесу и внимательно вглядываются в заросли, хотя совершенно ясно: мячей им не найти. Август излагает свой план, которым он очень гордится. Для начала нужно позвонить сенатору Вайдену и сенатору Меркли.
— Я, вообще-то, один раз дал Вайдену в рожу, — признается Чейз, пиная ногой кучу листьев. — Вернее, даже два раза.
— Ничего, он тебя простит. Ведь мы пообещаем нашим разлюбезным сенаторам спонсорскую поддержку предвыборного штаба: «Найк», «Интел», «Лития моторс», «Харри энд Дэвид» и «Элайнс энерджи». «Элайнс энерджи» — ключевая компания. В следующие несколько месяцев сделаем особый акцент на атомной энергетике. А сенат в ответ выделит из федерального бюджета кругленькую сумму Центру исследования лобоса. Он войдет в состав Научно-исследовательского центра инфекционных заболеваний, а возглавит все это наш высокоуважаемый профессор Десаи. Признаться, я рассчитываю, что уже через пару лет у нас будет вакцина. Это ведь вполне возможно, да? Вы же сами мне так сказали.
Нил переводит взгляд на фервей, оценивает угол и высчитывает, куда могли упасть мячи.
— Создать вакцину — не самая большая трудность, — отвечает он, не глядя на Августа. — Трудность в том, чтобы ее применить. В последние несколько лет Американский союз защиты гражданских прав препятствовал работе по созданию препарата.
— Сейчас настали трудные времена. Вся Америка под угрозой. Поймите, нам срочно нужна вакцина.
Отец Нила, профессор психиатрии, был эмигрантом в первом поколении. В детстве Нил по выходным собирал мячи для гольфа: бегал по лесам, прочесывал ямы с песком, обшаривал пруды. В гольф-клубах платили по пять центов за каждый найденный мяч. Смотрители вечно принимали мальчика за мексиканца и называли Хосе. Нил объяснял им, что он индиец. «А где же твои томагавк и перья?» — спрашивали они. «Да не индеец, а индиец». К концу дня его рюкзак был обычно забит мячами. С собой на поиски Нил брал очки и плавки: нырял в грязную зеленоватую воду, задерживал дыхание, пока не начинало саднить легкие
Нил подходит к кусту рододендрона и замечает под ним белоснежный мяч. Его охватывает знакомая с детства радость: он нашел то, что не под силу найти никому другому. Профессор наклоняется (с некоторым трудом, поскольку мешает объемный живот) и хватает сокровище.
— Думаете, это так просто?
— Ничего подобного, я прекрасно понимаю, что создание вакцины — дело нелегкое. Но у нас обязательно все получится. Мы обеспечим вам необходимое финансирование. — Август протирает очки полой рубашки и внимательно вглядывается в Нила: не нужно ли и его чуточку облагородить? — И поверьте, за ценой мы не постоим.
— Правда?
— Ну конечно. Губернатор станет вашим благодетелем, а вы, в свою очередь, облагодетельствуете его самого — как только создадите вакцину. — На лице главы администрации отпечатались две ярко-красные полоски от очков: они тянутся от ушей к глазам.
Чейз уже ничего не ищет — курит, прислонившись к стволу, взгляд у него остекленел.
— Я нашел то, что вы искали, — говорит Нил, отдавая ему мяч.
Уильямс непонимающе смотрит на него сквозь облако дыма, а потом протягивает вперед обе руки, ладонями вверх, словно в молитве.
Глава 26
Клэр не знает, сколько прошло минут, часов или даже дней. Окон в ее тюрьме нет. Вокруг лишь черный камень и черный песок. Бедная девушка постоянно находится на грани обморока, где-то между сном и явью, тело и ум у нее онемели от холода. Когда она пытается думать, мысли суматошно разлетаются в разные стороны, словно те летучие мыши, что живут здесь в трещинах между сталактитами. В углу стоит ведро, рядом — рулон туалетной бумаги. Руки теперь свободны, но ноги по-прежнему скованы.
— Поверь, мне очень жаль причинять тебе неудобства, — сказал ей дядя, защелкивая кандалы на лодыжках, — но я не уверен, что могу тебе доверять.
Клэр ничего не чувствует: нет ни паники, ни злости, ни страха, только непроглядная чернота — чернота базальтовой глыбы, на которую она смотрит не отрываясь. Пористая поверхность камня изрыта бугорками: целый мир, скрытый внутри другого мира, ну прямо как сообщество ликанов, живущих под землей.
Сколько их здесь — непонятно, может быть, десятки, а может, и того больше. В тоннелях проведено электричество, сверху доносятся голоса, и еду ей несколько раз доставляли разные люди. Значит, это не просто временный лагерь, а целый подземный город. Еду, кстати, приносят ни много ни мало на подносе: фарфоровая тарелка, стакан в подстаканнике, металлические нож и вилка, салфетка. Да и меню соответствующее: оленина с винегретом, курица с рисом и розмарином. Такое не приготовишь на походной кухне.
Клэр в очередной раз просыпается, над ней навис Пак.
— Тебе лучше сюда не ходить, — отважно заявляет девушка.
— Это почему же?
— Неужели забыл — дядя запретил тебе меня трогать.
— Хорош любящий дядя. Надел племяннице кандалы на ноги. Из удобств оставил только ведро.
— А я и не говорю, что он мне нравится.
Улыбка Пака становится еще шире. В холодном голубом свете ламп дневного освещения зубы его кажутся невероятно белоснежными. Он помахивает покалеченной рукой, той самой, где вместо мизинца и безымянного пальца — бесформенные розовые шрамы. Ногти у Пака толстые и пожелтевшие. Проследив за взглядом Клэр, он поясняет: