Красная машина. Юниор 2

Барчук Павел

Наконец, первая игра в новой команде. Мой дебют. Но с этими двумя парнями мы, с момента моего выхода на лед, оказались удивительно на одной волне. Я даже не знал, что так бывает. Главный тренер, Степан Аркадьевич сразу поставил нас в одно звено. После первой же тренировки. Хотя, спасибо Сергею Николаевичу, меня вообще не напрягала игра в связке с остальными. То, что последний месяц я провел в режиме, который он задал, значительно усилило мои возможности. Я не мог не признавать это. Все силы, затраченные на подготовку с момента нашего возвращения из Москвы, вернулись тем результатом,

который окупил их во много раз.

Соперник повел, но стал заигрываться, атакой увлекаться. Защита назад не успевала. После пропущенного гола, они, правда, отошли немного, навязали силовую борьбу, стали строго держать защиту и ждать шанса. Но мы смогли забросить ещё одну шайбу.

В середине периода прилетел ответ. Мы нарвались на встречную атаку и упустил перевес.

Наш вратарь выгреб шайбу из сетки. Я не видел его лица, но судя по тому, как он встал обратно в рамку, набычившись, его это сильно взбодрило.

Меня пропущенная шайба тоже завела. Хотелось вернуть преимущество. К концу периода мы все равно вышли вперед.

Но и соперник спохватился. Они как-то легко прибавили, а потом вообще сравняли. Еще одна шайба нам. В итоге, первый период два-два.

— Победа — вот ваша цель! Эту сказку про то, что главное участие и прочую лабуду забудьте. Это придумали трусы, те, кто не дерзает и не умеет выигрывать. Такая философия не для нас.— Высказался тренер во время перерыва в раздевалке. Впереди — еще два периода. Как назло, вернулись на лед и ситуация стала развиваться не в лучшую сторону.

Проводя силовой прием, один из нападающих нашей команды, Сашка Ветров, получил травму и вынужден был выйти из игры. Очень не вовремя.

— Два-два! Ну же, давайте, приложите немного усилий! — понукал нас Степан Аркадьевич.

Раздался свисток, и хоккеисты снова в игре. Шайбу перехватил один из игроков "Кристалла" Напряженная ситуация… снова свисток арбитра. Судья поднимает скрещенные руки. Значает буллит — штрафной бросок.

— Сейчас Громова поставит. — Тихо сказал мне Серёга.

— Это логично. Он берет буллиты, как никто другой.

Я наблюдал, за сменой вратарей. Денис Громов встал в рамку. Естественно, шайба отбита. Громов нереально хорош в этой теме.

Не прошло и пяти минут, как на скамейку штрафников отправился один из наших. Толик Спиридонов, удаленный с поля за столкновение с соперником во время вбрасывания. Толик, пацан из соседней комнаты. Живет, как и мы с Серегой, в интернате. Из какой-то далекой глубинки, где хоккей смотрят только по телевизору, чуть ли ни одному единственному на всю улицу. Но этот пацан сделал по сути невозможное. Он, как только смог встать на коньки и взять в руки убитую клюшку, мало того, сам начал играть, еще и товарищей своих приболтал создать дворовую команду. Он просто смотрел по телевизору все, что делали взрослые игроки, а потом то же самое воспроизводил на школьной площадке. В из Тьмутаракани не имелось ни спортивных секций, ни, само собой, хоккейных команд

Родители привезли его в Москву ещё лет шесть назад. Толика взяли в школу. Пацана оценили достаточно высоко. Потому что талант у него от природы. Но при этом, раздолбай он удивительный.

И еще любитель девочек. Даже сейчас, сидя на скамейке, Толик ухитрился помахать очередным поклонницам.

Игра шла рывками. С попеременным успехом. И все равно, я знал, что мы победим. Третий период был моим звездным часом. Вот этим мне до ужаса нравится хоккей. Игра может близится к завершению с провальным счетом. С совершенно провальным. Но потом ты собираешься, и все. Ситуация изменится за какие-то десять минут.

Финальный счет 5:2 и три шайбы, которые решили ход игры — моя заслуга.

В раздевалке парни подходили по очереди. Хлопали меня по плечу. Говорили много приятных слов. Я вдруг понял, как сильно мне все это нравится. Как сильно мне нравится быть в центре внимания. И чего я опасался? Все же нереально круто теперь. Кстати, Семилуки, прошлая жизнь и проблемы, которые там были, за этот месяц как-то стерлись. Я вспоминал о них все реже. Тупо некогда было переживать о чем-то.

У меня началась, с одной стороны, привычная жизнь. Тренировки, учеба, опять тренировки. А с другой стороны, совсем иная. Прошел почти месяц с того дня, как мать оставила меня в интернате. Сначала я вел себя настороженно. В голове сидели слова и Сергея Николаевича, и дяди Вити. Мне казалось, многие действительно отнесутся с предубеждением. Типа, явился такой выскочка. Они то уже по много лет в команде.

Но, на удивление, все встретили меня хорошо. Я бы даже сказал, отлично.

Кроме того, большую роль сыграл один интересный момент. Неожиданный.

Учиться оказалось легко.

Во-первых, для спортсменов составлись особые учебные программы. Перед соревнованиями тренировки проходили почти весь день, поэтому уроки вообще сдвигались на вторую половину дня. Хотя, даже при этом некоторые ухитрялись еле тянуть общеобразовательные предметы. Как тот же Толик, например. Честно говоря, я думаю, ему это было не очень интересно. Он видел свою жизнь только в хоккее. Больше нигде.

И тут вдруг оказалось, что я могу быть очень полезен для товарищей. Один раз зашёл в соседнюю комнату, где Толик лез на стену, пытаясь разобраться в домашнем задании по физике. Этот предмет вызывал у него зубовный скрежет, а любое определение, термин или, не дай бог, задача, казались совершенно непонятным.

— Смотри! — Он ткнул мне пальцем в учебник. — Что это за набор слов? Зачем он мне? Что может дать в жизни конвекция, реостат и …

Толик внимательно посмотрел на список терминов.

— И конвекция.

— Ты повторяешься. — Я усмехнулся. Просто выглядел Толик очень смешно. Волосы дыбом, на щеке — следы от ручки, которую он, похоже, нервно грыз да моего появления.

— Почему я вообще должен это знать? А завтра — самостоятельная. А я вообще ни в зуб ногой. Ни в один зуб. Ни одной ногой. Меня Нинель сто процентов завалит к чертовой матери. Я вообще ее боюсь до заикания. Серьёзно тебе говорю. Когда эта училка смотрит на меня, кажется, что в голове она желает сдохнуть Анатолию Спиридонову мучительной смертью. Я же единственный в классе, кто не знает ее дебильную физику. Остальные — хоть как-то выплывают.