Красная планета
Шрифт:
– Ваша фамилия?
– Марло, сэр. Джеймс Марло.
– Было бы намного лучше для вас же, Марло, если бы здесь была военная академия. Остальные могут идти. Воскресные привилегии восстановлены. Марло, останьтесь.
Когда все вышли, Хоу сказал:
– Марло, нет на свете ничего отвратительнее наглого, неблагодарного, незнающего своего места юнца. Вы получаете прекрасное образование исключительно благодаря Компании. И вряд ли вам пристало дерзить людям, которых Компания поставила наблюдать за вашим обучением
Джим молчал. Хоу сказал резко: – Ну же! Говорите, юноша, признайте свою вину и извинитесь. Будьте мужчиной!
Джим продолжал молчать. Хоу побарабанил пальцами по столу и наконец сказал: – Очень хорошо, ступайте к себе и обдумайте свое поведение. До понедельника у вас будет достаточно времени.
Кoгда Джим вернулся к себе, Фрэнк восхищенно покачал головой.
– Ну и отчаянный же ты парень.
– Надо же было кому-то сказать ему.
– Да уж, надо. Каковы же твои дальнейшие планы? Перережешь себе горло или уйдешь в монастырь? Старый Хоу теперь будет постоянно держать тебя на мушке. Прямо небезопасно стало жить с тобой в одной комнате.
– Какого черта, Фрэнк! Если ты так на это смотришь, поищи себе другого соседа.
– Тихо, тихо! Я тебя не брошу, буду с тобой до конца. “И с улыбкою мальчик мертвым упал”. Я рад, что ты ему все высказал. У меня не хватило бы смелости.
Джим бросился на свою койку.
– Не думаю, что смогу долго здесь выдержать. Я не привык, чтобы меня шпыняли и издевались надо мной ни за что ни про что. А теперь я буду получать двойную дозу. Что делать?
– А пес его знает.
– Здесь было так хорошо при старом Штуби. Я думал, мне здесь будет просто здорово.
– Штуби был молодец. Но что же остается, Джим, кроме как заткнуться, проглотить пилюлю и надеяться, что он забудет?
– Слушай, никому ведь это не нравится. Может, если мы объединимся, он сбавит ход?
– Вряд ли. Ты единственный, у кого хватило духу высказаться. Даже я и то тебя не поддержал, хотя согласен с тобой на сто процентов.
– А если мы все напишем родителям?
– Всех не заставишь, – покачал головой Фрэнк, – а кто-нибудь еще и настучит. Тогда тебя обзовут зачинщиком бунта или как-нибудь похоже. И потом, что ты такого напишешь в письме? Чем ты докажешь, что мистер Хоу делает то, что он не вправе делать? Я знаю, что скажет мой старик.
– Ну и что он скажет?
– Он мне много раз рассказывал про школу, в которой учился на Земле, и как ему там несладко приходилось. По-моему, он даже гордится этим. Если я ему скажу, что Хоу не велел нам держать в комнате пирожные, он посмеется, и все.
– Черт, Фрэнк, ведь речь идет не о правиле насчет продуктов, а обо всем вместе.
– Ясно, ясно. Мне-то ясно. А вот попробуй объясни моему старику. Все, что мы можем рассказать – это мелочи. Нужны вещи посерьезнее, чтобы родители вмешались.
К
В воскресенье Фрэнк пошел в Малый Сирт – в поселение землян, а не в соседний марсианский город.
Джим, будучи под домашним арестом, остался в комнате, делал вид, что занимается, и беседовал с Виллисом.
Фрэнк вернулся к ужину и сказал:
– Я тебе принес подарок, – и кинул Джиму маленький пакетик.
– Спасибо, друг! А что там?
– Разверни – увидишь.
Это оказалась кассета с записью нового танго, сделанной в Рио и доставленной прямо с Земли на “Альберте Эйнштейне”. Называлось танго “Quien Es la Senorita?”[ “Кто эта сеньорита?” (исл.) ].
Джим был без ума от латиноамериканской музыки, и Фрэнк вспомнил об этом.
– Ух ты! – Джим подошел к столу, вставил кассету в магнитофон и приготовился наслаждаться, но Фрэнк остановил его.
– Звонок на ужин. Давай лучше потом.
Джим неохотно согласился, зато, вернувшись, прокрутил свою музыку несколько раз, пока Фрэнк не уговорил его позаниматься.
Перед отбоем Джим еще раз поставил кассету.
В жилом коридоре стало темно и тихо, все отошли ко сну, но минут через пятнадцать “Сеньорита” зазвучала вновь. Фрэнк рывком сел в постели.
– Что за черт? Джим, да выключи ты ее!
– Я не включал, – возразил Джим. – Это, наверное, Виллис, кто же еще?
– Ну так заткни его! Придуши его. Сунь его под подушку.
Джим включил свет.
– Виллис, а, Виллис! Ну-ка, прекрати шуметь!
Виллис, похоже, даже не слышал его. Он стоял посреди комнаты, отбивал глазами такт и покачивался.
В его блестящем исполнении звучали и маримба, и хор.
Джим взял его на руки.
– Виллис! Ну заткнись, пожалуйста.
Виллис продолжал концерт.
Дверь распахнулась, и на пороге возник директор Хоу.
– Так я и думал, – торжествующе сказал он. – Совершенно не считаемся с другими людьми. Выключите магнитофон. И имейте в виду, вы не выйдете из своей комнаты весь следующий месяц.
Виллис продолжал звучать. Джим попытался прикрыть его своим телом.
– Вы что, не слышали? – спросил Хоу. – Я сказал: выключить музыку.
Он прошел к рабочему столу и рванул выключатель.
Поскольку магнитофон и так был выключен, Хоу только сломал себе ноготь. Он проглотил непедагогичное выражение и сунул палец в рот. Виллис приступил к третьему куплету. Хоу стал оглядываться.