Красная Шапочка, черные чулочки

Васина Нина Степановна

– Макар?.. Продает?

– Да. Он договорился заранее с человеком в Ленинграде, с апреля раз в месяц приезжает ювелир и забирает то, что я подготовлю. Мне кажется, что в следующем месяце ему будет нечего брать. Не удивляйся, но я обещала, что никогда не буду выглядеть как больная и немощная старуха, требующая ухода.

– Ты не выглядишь как больная старуха.

– Да. Не выгляжу. Это морфий. Мое серебро ушло на морфий.

– Это… чтобы не было боли?

– Точно. Чтобы не было боли.

Все внутри меня замерло в оцепенении странного, почти

бесчувственного отчаяния. Я-то надеялась, что веселая и спокойная Тили еще не подошла к настоящей болезни, а, оказывается, смерть уже караулит ее, потихоньку, по ночам, в темных углах большого дома, сгрызая столовое серебро.

– Почему ты заболела? Ну почему?

– Наверное, из-за детей. Каждый ребенок съедал меня изнутри понемногу, как и полагается… Ты же знаешь, паучихи согласны кормить своим телом потомство.

– Перестань так со мной разговаривать – я не маленькая! При чем здесь пауки?

– При всем. Я всегда знала, что умру, как паучиха. А как умирает паучиха? В бою с другой паучихой, или с большой и сильной медведкой, или отдает себя, как корм, детям. Ты что, предпочла, чтобы меня зарезала соперница в любви? Или убила завистливая хищная медведка?

– Ну какая еще медведка?.. Бабушка!

– Нет уж! Я предпочитаю, чтобы меня разобрали себе дети, и на здоровье!

– Бабушка! – Я трясу ее за плечо и вдруг ощущаю, какое оно худое и острое. – Хватит уже о пауках! Скажи, как твою болезнь называют врачи?

– Врачи!.. – хмыкает она. – Врачи мне запретили рожать после первого ребенка! Они совершенно по-другому представляют цель жизни. Только подумай: цель жизни – жить? Это же бред! У меня рак матки. Это я знала и без врачей. И не смей плакать! Я сделала все, чтобы вы даже не испугались, не то что рыдали в предчувствии моей кончины!

Ночью я все рассказала Агелене. Мы лежали с ней на большой старой перине и плакали, обнявшись.

– Так и сказала?.. Уйду после последней тарелки?

– Так и сказала.

– Но морфий – это же наркотик!

– Наркотик, – давлюсь я рыданиями.

– Наша бабушка – наркоманка?

– Она умирает.

– А сколько осталось этих тарелок?

– Понятия не имею. Я даже не знала, что они из серебра. Что за ними приезжает ювелир.

– Я должна рассказать маме, – решается Агелена. – Мы должны всем рассказать, нам помогут… – закончила она неуверенно.

– Как же. Помогут. Еще скажи, что моя мама прилетит на помощь, как Бэтмен! Ты как знаешь, а своей я ничего не скажу. Она и так обзывает бабушку ненормальной. Еще добавит к прилагательному существительное. Получится – ненормальная наркоманка. Слушать это потом всю жизнь…

Приехавший на следующий день Макар нашел две ложки, две тарелки и небольшую ажурную конфетницу.

– Были еще тарелки, я помню! – метался он по дому.

Мы с Агеленой сидели на полу возле Тили, обхватив ее ноги.

– Сынок, – просила бабушка, – не сердись, посиди со мной.

– Послезавтра я должен быть на сборах, я не могу сидеть! Скажи этим бестолковым любительницам трагических

историй, чтобы нашли тарелки. На этом, – он кивнул в сторону собранных остатков серебра, – ты долго не протянешь.

– Ты обозвал нас тогда бестолковыми любительницами трагических историй, – безжалостно напомнила Агелена. – А ювелир опоздал.

– Опоздал? – Макар поднял голову и удивленно посмотрел на Агелену. – Но вы же запрятали тарелки? Ведь запрятали?

– Мы не будем опять ругаться на эту тему! – попробовала я остановить ссору. – Мы и так переругались из-за этих тарелок у гроба!

– Вы положили тарелки в гроб? – Ося решил тоже поучаствовать в завлекательном споре.

– Вы!.. Обе! – Макар вскочил и навис над столом, как карающий злой ангел. – Я знаю, что вы думаете! Хорошо изображать из себя чистюль и рыдать от умиления собственным всепрощением! А попробовали бы доставать ей морфий! Продавать эти проклятые тарелки! А ведь они были настоящим антиквариатом, какой-то покупатель не смог вывезти серебро за границу, в милицию поступила информация, меня чуть не исключили из училища, когда узнали, что я веду переговоры с ювелирами!

– Минуточку, какой еще морфий? – встрепенулся муж Гамлет.

– Ты, страдалец! – встала и я, не отпуская своими глазами глаза Макара. – Вместо того чтобы потихоньку выгребать посуду, поговорил бы с нами, объяснил! Мы были всего лишь двумя маленькими девочками, и мы запрятали эти две несчастные тарелки!..

– Это я запрятала, Нефила ничего не знала, – перебила Агелена. – Я запрятала две тарелки, когда… когда Тили сказала, что после последней тарелки она умрет. С твоей стороны было настоящим издевательством упрекать потом нас в смерти Тили из-за этих двух тарелок.

– Она бы протянула на остатках серебра еще месяца три, – притих Макар.

– Я же тебе говорю – ювелир опоздал! Хоть бы мы заготовили еще десять тарелок! Она умерла! – перешла я на крик, взяла свою тарелку и грохнула ею об стол. Ничего. Тогда я сбросила тарелку на зеленые плитки пола. Ничего!

– Они… Они небьющиеся… – прошептала Агелена и вдруг зарыдала громко и отчаянно.

– Отлично!.. – отдышалась я. – Небьющиеся тарелки – это просто отлично! И чего ты ревешь?

– А если… Если это была передозировка-а-а-а?.. Она подумала, что больше нет денег на морфи-и-и-и-а-я… я спрятала две тарелки, они теперь висят в ее комнате, а она…

– Перестань реветь, мурена. – Нара встала и обняла Авоську. – Она бы все равно умерла – месяцем позже. Она знала, что умрет, уже когда меня родила.

Мы затихли, позволяя горю вытекать из нас с каждым судорожным вздохом.

– Никто не обидится, если я скажу, что чувствую себя просто счастливым человеком, будучи в данный момент полным сиротой? – решил подбодрить нас Гамлет. – Никаких тетей, дядей, братьев, сестер…

– Какой же ты сирота? – удивилась Нара.

– Действительно, – поддержал ее Прикус, – у тебя есть сын и падчерица, жена, теща, тесть и даже домашний юрист.