Красная тетрадь
Шрифт:
– Нет!
Вдруг Боря резко обернулся, и снова я увидел когти на его руке. На этот раз я бы не успел отпрыгнуть, но когти прошли в миллиметре от моей рубашки.
– Нет, не говори так, – сказал Боря размеренно и ласково. – А то получишь.
Мне этот его тон был отлично знаком. Вот мы еще совсем маленькие, и Боря отнимает у меня тетрадь, чтобы списать работу, я упираюсь, а он говорит этим же ласковым тоном: нет, не брыкайся, а то я тебя ударю. А вот мы постарше, и я говорю, что у него ничего не выйдет, и солдатом
Нет, не шути так, нет, не брыкайся, нет, не шевелись, нет, не говори этого, нет, не делай так.
Нет, не.
Боря очень разозлился, оттого и тон этот притворно ласковый. У него, по-видимому, появились какие-то фантазии о Боге (или развились прежние). Я не продолжил спор вовсе не потому, что испугался, я просто посчитал нужным не поднимать далее эту тему, если Боре легче пережить все это так – пусть.
Он засмеялся, запрокинул голову, поднял руку, когти его блеснули на солнце, белые-белые, жуткие, настоящие и в то же время похожие на картинку, на то, что может представить ребенок.
– Эй, не стойте слишком близко, я тигренок, а не киска! – сказал он сквозь смех, потом пошевелил пальцами, словно наигрывал что-то на фортепиано, и когти быстро исчезли, я не успел рассмотреть, как именно это произошло.
– Класс! – сказала Валя.
– А еще что-нибудь покажи!
– Я только это умею, – сказал Боря. – А больше пока ничего в голову не приходит. Это сложно.
– А на что похоже? – спросил я.
– Как будто рисуешь собственной кровью, – сказал Боря.
– Слишком метафорично, – сказал Андрюша.
– И то правда. Но по-настоящему объяснить сложно.
– Попробуй, – сказала Валя.
– Это такое чувство, оно физическое, но при этом его нельзя по-нормальному описать. Это как будто ты можешь продолжать себя. Как будто ты еще не завершен полностью, и можешь продолжаться.
– Как будто состоишь из стволовых клеток? – спросил Андрюша.
– Фу, – сказал Боря. – Не знаю. Как будто ты просто можешь изменять и продолжать в себе все. Хорошее чувство.
– Не понимаю, – сказал я.
– Ну, – сказал Боря, – это надо испытать. Может, однажды ты поймешь. А может, и нет.
Мы пришли в палату, и я испугался, что Боре станет очень плохо от того, что Володина кровать пуста. Он и вправду остановился на ней взглядом, побледнел. На кровати в своей коробке возился Николай Убийца.
– Привет, дружок, – сказал Боря.
У него почти не осталось вещей, все было новым: зубная щетка, одежда, расческа, Фира даже попросила Станислава Константиновича купить Боре новый лак для волос. Станислав Константинович, впрочем, то ли по невнимательности, то ли из вредности купил лак с блестками.
Боря глянул на бутылек, взял его в руки, вскинул брови.
– Это что за «хуета»?
Он кинул бутылку
– Дарю, принцесса.
Я кинул бутылку Андрюше.
– Боря, – сказал я. – Ты сейчас в порядке?
Он сел на свою постель, глянул в окно, почесал шелушащийся нос. Я сразу вспомнил, не мог не вспомнить, что у Володи нос шелушился тоже.
А теперь – нет.
Теперь это не важно, не важно и не общее.
Боря сказал:
– Нет, я не в порядке.
Слова эти он бы раньше никогда не произнес, я в них даже не поверил. И мне показалось весьма героическим его признание, хотя оно не соответствовало ни моим, ни его представлениям о героическом. Это сложно объяснить, но в тот момент я подумал, что он поступил смело и по-взрослому, признав, что все не так.
И теперь никогда не будет, как прежде.
Я сказал:
– Мы с Андрюшей, и с Фирой, и с Валей всегда будем стараться тебе помочь.
– «Нахуй» надо, – сказал он.
– Но все-таки мы всегда рядом, – сказал я.
– Такой ты терпила.
– Какой уж есть.
Потом мы пошли на процедуры, а Боря остался. Когда я вернулся, небо уже стало мучительно красным из-за заката, и очень блестящим. Боря крутил что-то в руках, присмотревшись, я увидел пистолет для забоя скота.
Я испугался, но Боря сказал:
– Не кипи. Подойди сюда.
Я подошел.
– Это тебе, – сказал он. – Подарок.
– Что?
– Это подарок, – повторил Боря. Серебристый пистолет ярко и чисто блестел под закатным солнцем. Красивейшая игрушка и очень опасная вещь.
Он вложил пистолет мне в руку, сжал мои пальцы, потому что я не хотел его брать.
– На, – сказал он. – Я бы тебе подарил что-нибудь другое, но у меня больше ничего нет.
– Где ты его прятал?
– Секрет.
– Ты прячешь там сигареты?
– Да. Целый блок. Хочешь блок сигарет?
– Нет.
– Тогда бери пистолет.
Боря поднял мою руку, приставил дуло к своей голове.
– Бери, – сказал он. – Бери, Жданов, не тупи. Это вещь!
Дуло пистолета тесно прижималось к его лбу, Боря удерживал мою руку, смотрел на меня и ждал. Чего? Я понял, когда он попытался просунуть мой палец к курку.
– Ты что, обалдел?!
Я быстро отдернул руку, и пистолет снова оказался у Бори.
Я сказал:
– Кошмар.
– Он теперь твой. Делай с ним что хочешь. Я же говорю, у меня больше ничего нет.
Он щелкнул карабиновой застежкой, прицепил пистолет к моей шлевке для ремня.
– Забойщики носят их вот так.
Тут дверь скрипнула, зашел Андрюша, и Боря сказал:
– Нет, ты бери, а то хуже будет.
Пистолет, конечно, замечательный, но стержень и заряд я оттуда вытащил.
Теперь, когда пистолет совершенно безопасный, я всегда буду носить его на поясе. Он выглядит так красиво и здорово, похож на невероятное космическое оружие.