Красная тетрадь
Шрифт:
А. Юшковский – отличный пианист, Вадковский – скрипач и два виолончелиста, Н. Крюков и П. Свистунов, составили квартет.
Все жили в общем остроге, кроме М. Лунина, который облюбовал себе маленький домик, повесил на стену освященное папой распятие, присланное сестрой декабриста из Рима. Он целый день читал латинские молитвы и держал католический пост.
Лунин потом умер в Акатуе семидесятилетним стариком.
Постепенно в Читу, хотя это требовало большого мужества, приехали семь женщин: жены и невесты декабристов.
Поручик
Осенью 1830 г. декабристы были переведены в Петровский каторжный завод близ Иркутска. Новая тюрьма выглядела невесело: «совершенно темные номера, железные запоры, четырехсаженный тын, не допускающий ничего видеть, кроме неба, должны были ужаснуть каждого».
Женатым давалась, как пишет А. Муравьева, «одна маленькая комнатка, сырая, и темная, и такая холодная, что мы все мерзнем в теплых сапогах, в ватных капотах и в колпаках».
Потом разрешено было жить с женами на квартирах.
«Дамы страдали неволею: одна от скуки рассыпанный бисер разных цветов подбирала цвет к цвету в разные коробочки и приводила тенями в порядок, от мучительной скуки. Летом в надворных садиках устроили дорожки, по которым можно было гулять во всякую погоду; развели гряды с огурцами…
В Петровском заводе страстно любили древних: Плутарх, Тит Левий, Цицерон, Тацит и другие были у каждого почти настольными книгами. Из современных писателей пользовался наибольшим уважением Бальзак».
Был написан большой труд – политическая исповедь о Декабрьском восстании и его целях. Рукопись зарыл до случая Громницкий где-то в лесу. Он неожиданно скончался, и место хранения этого труда осталось неизвестным.
Когда декабристов стали отпускать на поселение, некоторым было позволено поступать на службу. Одни, как Кюхельбекер, опростились, женившись на местных крестьянках, другие ударились в пьянство, третьи, как Шаховской и Бобрищев-Пушкин, сошли с ума.
В 1840 г. правительство предложило декабристам отправлять родившихся в Сибири детей на учебу в Россию. Правда, дети должны были называться не по фамилиям, а по именам отцов: дети Н. Муравьева – Никитины и пр. Но декабристы с этим не согласились. Один В. Л. Давыдов послал детей в Петербург. Они стали Васильевыми.
После кончины Николая I, в 1856 г., новый император Александр II издал манифест о восстановлении декабристов в правах. Селиться в столичных городах, впрочем, им не дозволялось. Но к этому времени декабристов осталось очень мало.
Далеко не всем выпадала такая – по сибирским понятиям – приличная жизнь.
Уголовники содержались значительно строже.
Известный писатель С. Максимов, посетивший каторжную тюрьму на Каре, вспоминает: «Перед нами отворилась дверь и, словно из погреба, в котором застоялась несколько лет вода и не было сделано отдушин, нас облила струя промозглого, спершегося, гнилого воздуха, теплого, правда, но едва выносимого для дыхания. Мы с трудом переводили
Мы всё это видели, видели на этот раз большую казарму, в середине которой в два ряда положены были деревянные нары; те же нары обходили кругом, около стены казармы. На нарах валялись кое-какие лоскутья, рвань, тоненькие как блины матрацы, измызганные за долгий срок полушубки, и вся эта ничтожная, не имеющая никакой цены и достоинства собственность людей, лишенных доброго имени, лишенных той же собственности.
Вопиющая, кричащая бедность и нагота крутом нас, бедность и несчастье, которые вдобавок еще замкнуты в гнилое жилище, окружены гнилым воздухом, дышат отравою его до цинги, ступают босыми ногами с жестких нар на грязный, холодный и мокрый пол.
Нечистота пола превзошла всякое вероятие; на нем пальца на два накипело какой-то зловонной слизи, по которой скользили наши ноги».
Сопровождавший Максимова чиновник сказал ему, что более всего в каторгу поступает осужденных из Симбирской и Юго-Западных губерний. Почти не бывает жителей севера, Архангельщины и Вологодчины. Из инородцев не было тунгусов, лопарей, остяков, но постоянно, хотя и тонким ручейком, прибывала чухна.
Цыгане судились за конокрадство, кавказские горцы обычно за грабеж, евреи – за контрабанду. Грабежи обыкновенно были и у киргизов – так называют почти всех жителей Средней Азии и Казахстана. Татар-каторжан хватало, преступления же у них были самые разнообразные, как и у русских.
Старики, попавшие в каторгу, – это или раскольники, или кровосмесители и растлители.
Женщины чаще всего осуждены за поджоги и детоубийство.
По сибирским просторам шатаются ссыльные и бежавшие каторжане, промышляют попрошайничеством, кражами и грабежом.
Не среди них ли сложилась притча:
– Что ж ты, батька, – говорит сын отцу, – посылал меня на добычу: вон я мужика зарезал и всего-то луковицу нашел.
– Дурак! Луковица, ан копейка. Сто душ – сто луковиц, вот те и рубль!..
Сердобольные тобольские дамы были убеждены в святости юродивого, бродившего год по городу, – кормили его, одевали. Длинные грязные волосы закрывали всё лицо нового святого, но мужья, недосчитавшись кое-чего в доме, произвели насильственную проверку – на лице юродивого оказались каторжные клейма. Это был беглый каторжник, бывший беспутный купеческий сын.
Рассказывают о Страннике. Этого человека арестовали в Твери. На вопросы он долго не отвечал, потом объявил, что дал обет никому не открывать своего имени и удел его – странствие по Руси. Странника признали бродягой, умышленно скрывающим свое имя и звание, и, наказав плетью, сослали в Сибирь на поселение. Восемнадцать лет прожил он в Ачинском уезде, крестьяне называли его Иваном Спасовым – во имя пророка Иоанна Крестителя. Все эти годы Странник молчал.