Красная туфелька

Джамп Ширли

— Да и мне с матерью пришлось пройти через то же, — сказала Сара, ополаскивая стакан и ставя его на сетку для сушки. — Когда мне было десять лет, у нее обнаружили рак. Ей сделали операцию, но через пять лет опухоль появилась снова. Я старалась готовить ей вкусную здоровую пищу, но порой бывало очень нелегко заставить ее что-нибудь съесть.

Калеб опустил руку на ее плечо.

— Наверное, вам было очень тяжело.

Она кивнула, чувствуя, как к глазам подступают слезы. Проклятье! Она не хотела плакать.

Не сейчас. Не перед Калебом.

— Извините…

— Не надо извиняться… Когда она… ушла?

Их взгляды встретились.

— Два года назад. Но иногда кажется, что только вчера.

— Мне очень жаль, — сказал он. Было похоже, что искренне.

Она кивнула и, вздохнув, поставила стакан на сушку, прежде чем взять другой.

— Вам когда-нибудь приходилось видеть, чтобы человек, которого вы любили, страдал так, что вы молили Бога, чтобы его страдания поскорее закончились?

Наступила долгая пауза. Сара смотрела на Калеба. Черты его лица заострились, взгляд замер на чем-то за окном.

Он покачал головой:

— Нет. Но я могу представить, как это тяжело.

Было видно, что за этими словами что-то скрывалось. Она ждала, посуда мокла в раковине.

Калеб взял со стола большое блюдо:

— М-м-м… это куда?

— В буфет в гостиной.

Он ушел, воспользовавшись возможностью закончить трудный разговор. Сара пожалела, что заговорила о своей матери. Она приоткрыла дверь в ту часть ее жизни, которую всегда держала закрытой. И перед кем? Перед человеком, с которым вряд ли стоило откровенничать. И все же что-то ей говорило, что именно он мог бы ее понять.

Он вернулся на кухню, взял полотенце и стал ждать, когда она вымоет следующую тарелку.

— Вашему отцу, похоже, действительно понравился ужин.

Тема о ее матери была закрыта. Слава богу.

— Похоже, — сказала Сара, ставя тарелку на сушилку. — Думаю, нам стоит стать постоянными заказчиками этого ресторана. Вы оставите мне их телефон?

Калеб взял с сушилки влажную тарелку и прошелся по ней полотенцем.

— Конечно. Без вопросов. — Держа тарелку, он вопросительно посмотрел на Сару, и та кивнула в сторону буфета.

Калеб поставил тарелку и потянулся за следующей. Его рука прошла в миллиметре от нее. Каждой клеточкой она чувствовала его близость. По тому, как под майкой двигались его мышцы, было ясно, что он проводил время не только в клубах, но и в тренажерном зале. Она смотрела, как он тщательно вытирал тарелки и ставил их на место, и думала будет ли и с ней он обращаться так же бережно и с таким же вниманием?

Связь, возникшая между ними несколько дней назад, сегодня углубилась. Кто знал, что простой заказ еды на дом может так все изменить?

— Вы знаете, я не настолько порочен, как вы думаете обо мне, — сказал он, нарушая молчание.

— Я никогда не говорила,

что вы порочны.

— Тогда, по крайней мере, думали об этом, когда писали свои статьи. Ну, признайтесь же, думали?

Она рассмеялась:

— Ладно, возможно. Но не порочны, а скорее… дьявольски порочны.

— Уверяю вас, что нет. То, что вы видите, и то, что есть на самом деле, — совершенно разные вещи.

Уронив вилку в раковину, она повернулась к нему:

— О, в самом деле? Так кто же вы, Калеб Льюис?

Отбросив в сторону полотенце, он шагнул к ней.

Калеб был настолько близко, что стоило ей сделать одно движение, и она оказалась бы в его объятиях. Ее сердце участило свои удары.

— Просто человек, который пытается заниматься делом. Тот, который большую часть времени не знает, что ему делать, и тем не менее продолжает играть свою роль.

— Понятно… — Она больше ничего не могла сказать, захваченная взглядом его синих глаз.

Он опустил руку на край мойки, почти касаясь ее талии.

— Я не так уж плох на самом деле. — Калеб был так близко, что стоило ему опустить голову — и он мог бы поцеловать ее…

— Я верю этому, — прошептала она.

Он улыбнулся одним уголком рта:

— Я рад.

— Но что тогда такому хорошему парню делать в городе каждый вечер?

Стена между ними не могла вырасти быстрее, даже если бы за дело взялась целая бригада каменщиков. Калеб отступил назад, взял полотенце и снял с сушилки следующую тарелку.

— Это другое. Это… не так легко объяснить.

— Почему бы не попытаться?

Так какой Калеб настоящий? Она до сих пор этого не знала. Была в нем какая-то часть, в которую он не пускал никого, скрывая ее от всего остального мира. Почему?

Он взял тарелку:

— Куда ее?

— Туда же, куда и остальные. — Она показала глазами на буфет. — Вы избегаете ответа?

— Я просто не думаю, что это имеет какое-то отношение…

— К чему?

— К тому, что вы собираетесь писать о компании. Я — не моя компания. Я уверен вы можете написать честную, объективную и достаточно интересную статью без упоминания о том, какое мартини я заказал на прошлой неделе в клубе.

— Разумеется. — Сара вытащила затычку из раковины, и вода, закручиваясь, устремилась в воронку слива.

— Мне пора идти, — сказал Калеб. — У меня дела утром.

Все верно. Обратно к работе. Туда, где должны быть и ее мысли.

— А что насчет стилетто… — Она почти забыла об этом, но знала, что завтра Карл уже выйдет на работу и, значит, у нее должны быть туфли.

— Вы можете утром зайти ко мне в офис? Я отдам вам туфлю, и мы закончим с тем, что вам нужно для статьи. — Калеб повесил полотенце на ручку духовки.