Красная Ярость

Сваллоу Джеймс

Мутант отпрянул от саркофага, рвя и терзая когтями астартес даже когда густая, маслянистая кровь пульсировала из раны. Монстр шатался, рычал и, наконец, швырнул Рафена на пол.

Жидкость текла по багровой плоти, собираясь вокруг ног зверя, и все-таки монстр не дрогнул. Тварь сделала медленный, болезненный шаг к нему, назад к саркофагу.

Внезапная вспышка понимания поразила сержанта. Сердце… Это репликация, генетическая копия космодесантника…

И как у каждого Адептус Астартес, у Демона Крови было второе сердце, также как у Кровавого Ангела.

Рафен.

Гортанный

голос пришел к нему не через безумие гудящего сражением воздуха, но молотом врезался прямо в мысли, яркий как алмаз. Он повернулся и сквозь схватку увидел Мефистиона вдали, с силовым мечом в руке. В глазах псайкера было полное понимание.

Прикончи его.

Рука Мефистиона широко размахнулась, и Клинок Разума Витарус покинул его ладонь. Меч, крутясь и вращаясь, рассекая воздух, полетел к Рафену. Воин отдался во власть чего-то сверхъестественного руководившего им. Длинное зазубренное оружие повернулось вокруг собственной оси и попало в Рафен ладонь, так легко, как будто меч был для него сделан.

Без невероятной силы псайкера, прозрачный металл оружия не мог направить эфирные силы варпа, но и без них, это был все еще меч почти несравненного качества. И его было более чем достаточно для Рафена, чтобы сделать то, что необходимо.

Рафен развернул оружие, закричал и атаковал Демона Крови.

— За Сангвиния!

Мутант запнулся разъяренный новой помехой. Тварь увидела приближающийся меч, на морде вспыхнула животная паника. Зверь ухватился за лезвие, отчаянно пытаясь его остановить. Рафен отбросил существо и всадил Витарус в испещренное кровью туловище, пронзив кожу над узлом пульсирующей плоти, которая была вторым сердцем. Инертный силовой меч прошелестел сквозь жесткое мясо, как будто это был пар, разрезал сердце пополам, и прошел дальше, пока не вырвался из спины Демона Крови оплетенный черной жидкостью. Тварь зашаталась, боль выдавила воздух из легких зверя, и монстр рухнул на ступени под медным кольцом.

Но некоторые вещи умирают не сразу.

Жизнь, сочилась из него в слабой пульсации. Клон сделала последнюю, отчаянную попытку подтащить себя ближе к саркофагу. Протягиваясь, поднимал себя, чтобы ощутить теплоту золотого сияния на дрожащей коже.

Рафен взял рукояти меча и ножа в каждую руку и нанес обоими завершающий страшный удар.

Последний хрипящий вздох вырвался с губ Демона Крови, когда смерть, наконец, забрала его. Для человека, стоящего рядом, для человека, повернувшего клинки, которые убили проклятое существо, тот вздох, возможно, был осмысленным словом.

— Брат?

Эпилог

ЗА ЗУБЦАМИ стены крепости монастыря открывался вид на простор Оксидной Пустыни, которая простиралась к горам Чаши. В теплом дневном свете столбы черного дыма от погребальных костров поднимались в ясное небо, отклоняясь на запад вместе с движением ветров. Рафен видел красные пятна «Носорогов», возящихся у каждого дымного следа. В воздухе он ощутил далекое зловоние горящей плоти и прометия.

— Как мы можем быть уверенны, что убили их всех? — сказал Кейн, смотря на ту же самую картину из-за плеча сержанта.

— Рабы Ордена изучат отчеты Цека просто для того чтобы убедится, — ответил

он, — но я знаю, что больше никого нет. Их гнездо в цитадели уничтожено. Все выведенные отправились в гробницу. Все они погибли там.

Кейн нахмурился и отвел взгляд.

— Я все еще… — он замолчал.

— Говори, парень, — сказал Рафен. — Если ты служишь в моем отделении, то говоришь что держишь на уме, когда я приказываю.

— Лорд, я чту и уважаю командующего лорда Данте, как и любой Кровавый Ангел, но я все еще… обеспокоен тем, что он сделал.

Рафен медленно кивнул.

— Открытие гробницы? — фыркнул он. — В конечном счете, мутанты нашли бы ее сами. Он только ускорил события.

— Но Золотой Саркофаг… — голос Кейна задрожал, когда он произнес название. — Он был запятнан.

— Магистр позволил им прийти, потому что он тактик. Потому что он знал, все твари будут привлечены к тому месту, и что жажда крови помрачит их и не даст сосредоточиться ни на чем другом. Представь, что нам пришлось бы выслеживать мутантов одного за другим, если бы им позволили скрыться в закоулках крепости. Мы потеряли бы еще много людей, и намного больше времени. — Рафен отвернулся от костров и посмотрел на юношу. — Кровь можно смыть, брат. Сломанный камень починить. Но вера… это вечное. И лорд Данте знает, что такая вера как наша не может быть сокрушена.

— А что насчет сломанных людей? Что насчет наших братьев Пулуо или Корвуса?

Рафен снова отвел взгляд.

— Пулуо силен. Он будет жить.

— А Корвус? — нажал Кейн. — Он много сделал для своего покаяния.

— Ты прав, — кивнул сержант. — Император знает его имя.

Они стояли и молчали, пока юноша не рискнул задать другой вопрос.

— Брат-сержант… Что будет с Кровавыми Ангелами теперь?

Взгляд Рафена упал на вымпел, качающийся на ветру. Стяг, который нес символ — каплю крови между крыльями ангела.

— Этот выбор делать не нам, брат.

ДАНТЕ осмотрел Великий Придел, его взгляд остановился на каждом воине: на Армисе и Сентикане, на Орлоке и Сете и всех других. Он нахмурился, когда подумал о Даггане, грубоватом и откровенном, стойком и сильном, теперь потерянном для его Ордена и родичей. Как и Ридай до него, и Горн и Корвус и все другие воины, павшие в этом скорбном бою. Их останки, теперь на бортах кораблей, а имена на обетных свитках, повешенных в Часовне Красного Грааля, дабы почтить их жертву. В первый раз на памяти живущих, обряды героев произнесут там за воинов, которые не были Кровавыми Ангелами. Однако это было единственно верно. Они погибли во имя общего примарха, и этого достаточно.

Данте встал в центре каменной звезды и склонил голову.

— Родичи. Кузены, — он поднял глаза и встретился взглядом с Сетом. — Нет таких слов, какими я могу высказать свою благодарность за вашу помощь в час нужды Ваала. Мы заплатили за неприкосновенность Великого Ангела нашей драгоценнейшей кровью. И после этого горя я должен взять ответственность за то, что случилось, — лорд Кровавых Ангелов медленно вздохнул. — Я виноват. Ответственность за эти кровавые бесчинства падает на меня, и я принимаю ее без возражений. Как сказал мой благородный кузен лорд Сет, за состояние моего Ордена могу отвечать только я. Именно моя гордыня привела нас сюда.