Красно-розовый город

Дункан Дэйв

– Не очень, – призналась она.

– Слышала про Фермопилы? Четыреста восьмидесятый год до нашей эры.

После Марафона это вторая дата в европейской истории, если не считать мифических дат вроде основания Рима.

– Персия? – неуверенно предположила она.

– Верно. Император Ксеркс вторгся в Грецию и был остановлен в Фермопильском ущелье спартанцами. Они погибли все до единого, не отступив перед бесчисленными полками Ксеркса, и даже так персы победили только благодаря предательству других греков.

Он помолчал, и она вдруг поняла,

что в Мере история должна ощущаться совсем реальной. Возможно, там можно встретить очевидцев всего – эпидемии Черной Смерти или крестоносцев, поговорить с участниками всех великих сражений. Киллер? Он родился в пятисотом до нашей эры, а Фермопилы датируются четыреста восьмидесятым, когда ему было около двадцати.

– Один спартанец избежал битвы, – продолжал Джерри. – Его отослали с донесением, и он не участвовал в бою и не погиб с товарищами.

– Киллер?

Он раздраженно мотнул головой.

– Нет, я же сказал, что он из Феспий, не из Спарты. Так вот, этот спартанец был охвачен таким стыдом, что покончил с собой. Нет, ты только представь себе, Ариадна! Ведь не его вина в том, что он остался в живых.

Любой из нас радовался бы этому, и его друзья и близкие только поздравили бы с таким избавлением, но для спартанца это оказалось позором, которого он не смог вынести.

В комнате неожиданно возникла Мейзи – темная фигура в неверном свете керосиновой лампы. Она стояла, глядя на распростертого Киллера и теребя пальцами бусы.

– Дети уснули, – сказала она. – Во всяком случае, они не шевелятся.

– Спасибо, Мейзи, – вздохнула Ариадна. – Большое спасибо. Я тут, видишь… вся в крови извозилась – я решила, что только напугаю их, если приду.

Мейзи рассеянно кивнула, не сводя глаз с Киллера.

– Он умер?

– Нет, – поднял голову Джерри. – Жезл спасет его.

Она снова нерешительно кивнула.

– Это и есть та штука, которой вы поднимали мою сумочку? Она была невидима?

– Его видят только те, кто поверил в Меру, поскольку это частица Меры, – ответил Джерри. – Вы его видите?

Она явно видела жезл, но вместо ответа только перекрестилась.

– А Грэм и тот, другой?

– Лежат связанные в соседней комнате, – ответил Джерри. – Посидите с нами, Мейзи.

Она пробормотала что-то насчет детей и ретировалась в спальню; шок до сих пор не отпустил ее.

Это верещание за стеной… они должны продолжать разговор.

– Ты начал рассказывать про Фермопилы…

– Да, – кивнул Джерри. – Спартанцы, как бы мы сейчас сказали, имели отличную прессу. Упомяни Фермопилы, и все вспоминают про Спарту. Однако там погибла тысяча греков, защищавших Грецию от персидского нашествия, – триста спартанцев и семьсот феспианцев.

Вот оно что. Человек, лежавший у ее ног, мог сражаться при Фермопилах – второй дате в европейской истории. И самое смешное, что она в это верила.

– Всего тысяча человек со всей Греции, – продолжал Джерри. – А что остальные? Некоторые продались неприятелю, но знаешь ли ты, чем занималось большинство в этот день?

Олимпийскими играми! Нет, я не шучу. Теперь понимаешь, почему я думаю о них как о детях?

– В Феспиях находилось святилище Эроса, – продолжал он, – но они не так прославились, как Спарта. Если мы выберемся отсюда живыми, Ариадна, никогда не упоминай про этот разговор при Киллере!

– Нет. Разумеется, не буду. – Он доверяет ей. А она и забыла, что это такое: доверие.

– Я тоже, – кивнул Джерри. – Так вот, мне кажется, один из семисот феспианцев остался жив. Я не могу себе представить, чтобы Киллер бежал с поля боя – хотя в чистой теории и не исключено; это объясняло бы его нынешнюю безумную удаль и потребность в самоутверждении, – но я могу предположить, что его шрам – след ранения при Фермопилах, что он очнулся среди мертвых тел и сумел уползти оттуда. Вообще-то феспианцы считались не такими кровожадными, как спартанцы, но к Киллеру это не относилось – он бы точно не вынес такого позора. Мне кажется, его шрам – это печать Каина… правда, сам он утверждает, что шрам у него с детства, так что я могу и ошибаться.

– Даты совпадают, – заметила она.

Он кивнул и неожиданно рассмеялся, нарушив серьезность разговора.

– Вполне возможно, он просто опоздал на битву, славя Эроса с чьей-нибудь женой. Сам он нам этого никогда не скажет, это точно.

Он сказал ей, что Киллер скрывает какую-то темную тайну, а раньше признался, что и у него было в прошлом что-то такое… Уж не намекает ли он на то, что ее грех может послужить ей пропуском в Меру?

– В Мере множество людей, – сказал он, словно прочел ее мысль, – которые предпочитают не распространяться о своем прошлом, Ариадна. Оно известно только Оракулу.

– Твой жезл, – воскликнула она. – Он светится!

Джерри не ответил, но она посмотрела на него и увидела на его лице страх.

– Почему? – спросила она. – Почему так ярко?

– Что такое жезл? Я сам не знаю. Киллер верит, что в нем обитают духи.

Я предпочитаю думать, что это некие устройства, что Оракул заряжает жезл магией, словно аккумулятор. Они всегда светятся так, когда работают в полную силу.

– Поддерживая жизнь?

– И это тоже. – Он обвел полутемную комнату тяжелым взглядом. – Но кроме этого, жезл поддерживает существование этого дома – ведь он не совсем реален. Магия удерживает демонов… пока. Их мощь все растет. Ты чувствуешь? В воздухе пахнет серой.

Зря он это сказал. Он боялся больше, чем она, – ведь он и знал больше.

На этот раз уже она обняла его.

– А могут жезлы замыкаться от перегрузки? – спросила она.

– Возможно, – неохотно ответил он.

Или они просто иссякают? Если так, это может объяснить исчезновение нескольких спасательных групп. И наверняка на то, чтобы поддерживать жизнь Киллера расходуется много магии.

Огонек в лампе мигнул. Он высвободился из ее объятия и вскочил, схватил лампу, стоявшую на столе, чертыхнулся и бросился к той, что стояла на пианино.