Красно-розовый город
Шрифт:
Загорелый, с желтой грудью, Джерри пошатнулся, ухватился за ее плечо, потом врезался в парапет и остановился. Он был свежевыбритый, намасленный и благоухающий; желтые волосы тоже завиты. Интересно, что бы сказал Киллер, увидь он его сейчас?
– Р-рад теф-фя фи…ффидефь, – с трудом выговорил он. Ох, нет! Он был настолько пьян, что еле держался на ногах.
– Тебя тоже накачали, да? – недовольно спросила она.
Он без особого успеха попытался сфокусировать на ней взгляд.
– Тьфу! Ер… ернда. Яфф плной кор… норме. – Его губы и шея были покрыты синяками: похоже, кормили насильно.
Ариадна
Тогда зачем сковывать движения?
Оракул сказал, что Ариадна может помочь. Верно, она алкоголичка, а остальные – нет. Садиться за руль ей сейчас не стоит, но из них из всех сейчас, похоже, она одна способна делать хоть что-то. Она подумала, что могла бы нести Мейзи и, может, тащить еще и Джерри, но остальным все равно придется заботиться о себе самим.
И все-таки зачем это насильственное спаивание? Только ли из доброты или с какой-то другой целью? Может, трезвые жертвы опасны Минотавру?
Толпа ревела! Она повернулась взглянуть на переход, но пока никого видно не было. Она посмотрела в Лабиринт и увидела причину восторга:
Минотавр мочился. Нашли чему радоваться…
Рев усилился, и она снова повернулась. Из перехода, подгоняемый копьями, появился Грэм. Аплодисментами его встречали какими-то вялыми; судя по всему, зрители не очень жаловали здоровяков. Плохо бегают? К собственному удивлению, ей стало жалко его. Второй брак действовал на него не лучшим образом – он начал растить брюшко. Он был массивный и волосатый, и грудь его была выкрашена черной краской – единственной, которая ему к лицу. Грэм казался несчастным и немного уродливым. Он врезался в парапет рядом с Мейзи и сложился пополам, перегнувшись через него. Мгновение ей казалось, что он перевалится вниз, в Лабиринт, но его просто рвало. Может, оно и к лучшему – пусть избавится от части алкоголя.
Бедняга Грэм – что за конец многообещающей карьеры в искаженном законе.
Поначалу он отказывался участвовать в добровольной капитуляции, предлагая бежать в холмы или добраться до побережья и построить лодку. Он отказывался снимать свой костюм двадцатого века до тех пор, пока Киллер не пригрозил ему кинжалом, но в конце концов пошел с остальными, захватив с собой покорную Мейзи, – он прекрасно понимал, что вдвоем им в глуши не выжить, и что лучше уж цепляться за соломинку, протянутую Киллером, чем просто идти ко дну.
Странное они представляли собой зрелище, спускаясь по долине в хитонах и набедренных повязках навстречу плену. Джерри выглядел неплохо, во всяком случае, лучше остальных, и, возможно, они с Мейзи тоже укладывались в рамки приличия. Худоба Карло казалась просто болезненной, хотя все тело его было по-южному смуглое, зато вид Грэма в набедренной повязке мало отличался в лучшую сторону от нынешнего
Толпа ревела… Минотавр двигался. Он обогнул свой хлев и исчез за ним.
Пошел проведать подарки! Она ощутила противную слабость в коленях, и ее руки начали сильно дрожать. Если он доберется сюда прежде, чем их сбросят вниз, он будет поджидать их тепленькими…
Рев толпы снова усилился, и из перехода вывалился, пошатываясь, Карло.
Его грудь была окрашена в белый цвет. Бурные аплодисменты, переходящие в овацию! Почему, подумала она, может, он кажется им всем лучшим бегуном?
Или потому, что он так худ, что Астерий оставит его напоследок? Он ухватился за парапет рядом с Джерри и несколько раз встряхнул головой.
В поле зрения снова показался Астерий; он приближался, теперь его отделяла от жилища стена. Толпа возбудилась сильнее. Наверху, в царской ложе, кто-то распевал гимн.
Сколько ему еще бежать?
Знает ли он верный путь? Чей у него разум? Человека? Быка? Или чего-то среднего? Впрочем, даже бык может рано или поздно запомнить дорогу или бежать по запаху.
Карло рыгнул и осел на помост. Стражники подскочили и снова подняли его на ноги, прислонив к парапету. «Пшливон!» – пробормотал он и закрыл глаза.
– Держи себя в руках! – настойчиво прошептала она. – Нам сейчас бежать!
Не открывая глаз, он заговорил сквозь зубы, тщательно выговаривая слова:
– Я не так набрался, как кажется.
Плохо дело. Каждый, кто так считает, обыкновенно куда пьянее.
Минотавр свернул за угол и, судя по всему, двигался перпендикулярно линии зрения; она не видела его за стеной. По толпе прошло движение, и она вдруг поняла, почему в амфитеатре нет сидений: зрители перемещались по кругу, чтобы лучше видеть игроков! Стены Лабиринта достигали в высоту десяти футов и заострялись сверху, и даже огромного Минотавра было видно только тогда, когда он двигался на зрителя или от него.
– Ариадна, – спросила Мейзи, безуспешно пытавшаяся разговорить Грэма, – п-почему нас всех п-пометили разными цветами?
– Не знаю, дорогая, – соврала она. Цвета, несомненно, предназначались для игры: десять талантов за то, что белый погибнет последним; четыре таланта за то, что он трахнет синюю раньше, чем зеленую…
Минотавр показался на мгновение, проскочив через брешь в стене, и понесся дальше в прежнем направлении.
О Господи! Вот как она может помочь… вот зачем их всех опоили! Она же может вычислить путь в этом чертовом Лабиринте! Без этого они будут метаться вслепую с шансами на ошибку пятьдесят на пятьдесят на каждом повороте, в то время как Минотавр наверняка знает каждый камень в этих стенах. И мужчин напоили сильнее, потому что они с Мейзи всего-навсего женщины, а значит, слишком глупы, чтобы ожидать от них подвоха. Со своего места она видела весь Лабиринт. Зверь выскочил из-за стены и повернул направо, а потом он должен будет повернуть налево, а потом…