Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 2
Шрифт:
…Алексеев сообщил… небывало роковую обстановку… и просит поддержать его мнение… принятие сверхмеры…
Поддержать его мнение…
И – как верноподданный, по долгу присяги, по духу присяги Николаша коленопреклонённо молил: спасти Россию! Осенив себя крестным знамением, передать трон наследнику. Как никогда в жизни и с особо горячею молитвою…
Нет, отчего же «как никогда»? Один раз уже это было, в октябре Пятого. Вытянул Манифест…
И –
Он уже понял.
Так же и Брусилова всеподданнейшая просьба была основана на преданности царскому престолу: отказаться от него в пользу наследника, без чего Россия пропадёт. Другого исхода нет, и необходимо спешить, дабы не повлечь неисчислимые катастрофические последствия.
Ещё – Эверт. В общем то же. Средств прекратить революцию в столицах – нет никаких. Не находя иного исхода и безгранично преданный Вашему Величеству, умолял во спасение родины и династии принять предложение Главнокомандующих…
И как быстро пришли все телеграммы. И как они единогласны.
И ведь все трое они были Главнокомандующие, и все трое – генерал-адъютанты, то есть из генералов самые приближенные, обласканные, сердечно доверенные, с императорскими вензелями на погонах.
И – все говорили согласно.
Это единство их всех – потрясло Государя.
Значит: Божья воля.
И только добрый Алексеев так тепло прибавил от себя. Не настаивал, не указывал, что именно делать. А – принять решение, которое внушит Господь, к мирному благополучному исходу. По-христиански.
Этот мягкий конец Алексеева примирял с жестоким генеральским документом.
А перед лицом был – вот, Рузский. Утроенный для убедительности широколицым Даниловым-чёрным, с сильной проседью, с безмысло упёртым взглядом, и генералом по снабжению Савичем.
И все трое, один за другим, они отрапортовали своё жестокое: обстановка, по-видимому, не допускает иного решения… Потеря каждой минуты может стать роковой для существования России…
И не могли ж они все-все-все ошибаться, а только Государь один думать верно?
Армия, своя Армия – ведь не может оказаться против своей власти! Если вот вся Армия – отступалась, уходила из-под рук – значит…
Что значило теперь – отказаться, упереться? Это значило вызвать кровавую междуусобицу, да в разгар внешней войны. Разве он хотел ещё такой беды своему народу?
Нет, только не гражданская война!
И вообще удержать армию подальше от политики. Довольно уже, что втянули Главнокомандующих.
Для блага России… Для удержания Армии в спокойствии… Для конечной победы.
Вот и Родзянко говорит: ненависть к династии дошла до крайних пределов – но весь народ полон решимости довести войну до конца.
Они – этого хотят. Все хотят –
Так эта цель – стоила того! Благу России – с каким же сердцем противостоять? Да ведь он и царь – народный, для блага благопослушного народа. Того чудесного народа, стоявшего коленно на Дворцовой площади в открытье войны. Или ликовавшего в Новгороде при приезде императрицы.
Для того народа – как не уступить?
– Но кто знает, – в раздумьи всё же возразил Николай. – Действительно ли хочет моего отречения вся Россия? Как это узнать?
Рузский – уже не хрупкий утренний, а покрепчавший, много куря, отвечал, что теперь – не до анкет. События несутся со слишком ужасающей быстротой, и всякое промедление грозит бедствием. Вот – и генералы так думают.
Три генерала. Не с обнажёнными саблями, не заговорщики ворвавшиеся, но со всеподданнейшим убеждением: как отречение сразу спасёт Россию и от смуты, и от военного позора.
Государь утомлённо стряхивал пепел с папиросы. И смотрел на говорящих печально, печально.
Заточён каждый в клетке своего характера. Невозможно – вскочить, крикнуть, выгнать. Но, сидя, курить, вкуриваться, вслушиваться. Несчастное свойство: всегда волочиться за доводами собеседников и находить их убедительными, и не иметь силы отсечь.
Вот этих уговоров обступных – больше всего не выдерживал Государь, не выдерживал он этих уговоров! Если и мог быть отстоян отказ, то – выигрышем времени и через то – укрепленьем души. Если бы Аликс!.. Если бы кто-нибудь вернул ему веру в себя самого!..
Однако времени, вот говорили, не оставалось. Так попал Государь (разглаживая усы большим и средним пальцами, большим и средним), что, видимо, неизбежно было уступить. Генералы эти были – его подчинённые, но вместе с тем он как бы попал в их власть.
В каком неожиданном виде может обернуться перед нами – общее благо.
Как трудно человеческому уму разбираться в положениях предметов. Как можно быть уверенным, что ты понимаешь обстоятельства лучше других?
А может быть и правда новое правительство будет править успешнее? Ведь вот никак не находил Государь в целой России хороших министров, – а они найдут? И России будет благо.
Что ж, если общество так хочет само управляться, – пусть?
Что ж, подписать им отречение?..
Но тогда придётся перестать быть и Верховным? Больней всего.
Что ж, объехать все армии, проститься с солдатами?
И пусть генерал-адъютанты делают, что хотят.
(Но сперва – вырваться в Царское Село! Подписать им отречение – и вырваться.)
Опускалось – спокойствие неизбежности. Очевидно, это предначертано. А если так, то тем и легче.
Да династия-то сохранялась: сын, брат.