Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 3
Шрифт:
Узкая, впалая грудь. Зубы – обкуренные, желтоватые, вероятно от постоянного табака. (Не писать.) Посасывает жёлто-стеклянный мундштучок.
– Значит, ваш фронт можно поздравить. После присяги у вас увеличится дух уверенности. Скажите, каков вообще дух войск?
– Дух войск прекрасен, несмотря на некоторое отвлечение внимания. – (Глухой монотонный голос, но этого не будем отмечать.) – Это естественное движение радости за освобождённую родину. Но армия быстро подавит его и сосредоточится на будничной работе войны. Мы будем держаться при всех обстоятельствах! – со стальной решимостью сказал Главнокомандующий.
На
– Правда, к большому делу налипли тёмные люди. Теперь появилось множество самозванцев, они безконечно опасны для народного дела. В одной волости сожгли земские продовольственные склады. Но это всё временное, преходящее… Всё это схлынет, станет на твёрдую почву.
– А что известно о намерении противника? Он готовит решающее наступление на Петроград?
– Очень возможно. Мы держим немцев только силой оружия, Двина – крепка, по ночам крепкие морозы, и, если не будет внезапной быстрой оттепели, – военные действия вполне возможны.
Совсем не генеральская, а интеллигентская приятная манера говорить и обращаться. Самому корреспонденту, даже не по профессии, просто приятно с ним говорить. Затронуть вопросы и более тонкие.
– А что вы можете сказать, генерал, о бывшем царе?
Генерал смотрит умными, усталыми, проницательными глазами:
– Да что же! Безвольный человек – вот почти всё, что можно о нём сказать.
Например, так: «Пожилой генерал с алым бантом на прямоугольной старой сильной груди в смехе показывает белые мальчишеские зубы и весело хрипит сквозь табачный горький дым».
– Между прочим, Государь не любил газет. Хотя неверно утверждают, что он их вовсе не читал.
– Но был ли он, по крайней мере, умён?
– Умён ли – не знаю, я его так мало знал.
– Разве мало?
– Мне редко приходилось с ним говорить. Я занят был своим делом. А он – всегда молчалив, и его молчание было не без хитрости. Не знаю, кому он верил, но мне – нет. Он постоянно прислушивался лишь к своим ежедневным советчикам, кто его тесно окружал. А кто видел его раз в месяц или реже, как, скажем, Михаил Владимирович Родзянко, – тот действовать не мог.
– Фредерикс? Воейков?
– Фредерикса, знаете, мне жаль. Разве можно винить его за преклонность лет или за преданность Государю? А вот Воейкова – нисколько не жаль.
– Протопопов?
– Не было более противостоящих фигур, чем Протопопов и я.
– А как влияла императрица?
– Да, она на него нехорошо влияла. Она и с матерью царя была в дурных отношениях.
Запишем так: «С рыцарской сдержанностью, принизив тихий голос, Рузский говорит о роли царицы в интимных делах государства».
– Ужасно, ужасно… Царица имела определённое влияние на царя. Отсюда и многое объясняется в его характере. На него всегда имел влияние тот, кто последний сказал.
Пожалуй: «У генерала – просто безсознательно добрая, рассеянная улыбка. Он – как бы намекает на безхарактерность и духовную шаткость отрекшегося царя».
– Это был… это был осторожный, скрытно размышляющий человек.
…Ещё недавно полный, но либеральный хозяин петроградской печати (когда он был командующим Округом), Рузский пользовался большой симпатией газетных кругов –
– Но надо помнить, что Александра Фёдоровна была совсем больная. Больное сердце.
– Но она – истеричка?
– Нет, нельзя сказать. Она – выдержанная женщина, в ней чувствуется характер. А вот девочки – мне очень нравятся, хорошие у них дети, симпатичные. Да и мальчик.
– Но скажите, отношения её с Распутиным… м-м-м… имели основу…?
– Нет, нет, – запротестовал Рузский. – Говорить об эротических отношениях недопустимо. Ничего такого не было.
Корреспондент с разочарованной миной рисовал карандашом петли в блокноте.
– Скажите, но, по крайней мере, – был ли Николай Романов патриотичен? Или – равнодушен к нашей стране?
Рузский старался не проявить злопамятности:
– Судя по его словам – он был русским. Вы помните его заявление о войне до конца, пока последний немецкий солдат не будет изгнан из пределов России?
– Ну, это ловкая перефразировка Александра I.
Рузский искал: что же можно сказать о падшем царе хорошего?
– Да, он должен был послушаться голоса общества, проявить уступчивость – и ещё бы выплыл.
Пососал мундштучок. Не находилось доводов.
– Да, конечно, он сам виноват, что всё у него так сложилось.
Впрочем – улыбнулся подкупающей улыбкой, зная – что симпатичной, и это будет записано:
– Да что я буду судить? У меня у самого масса недостатков…
521
Подполковник Буря 4 марта шёл мимо сторожевого в Двинской крепости – тот нёс винтовку, как палку, и не отдал чести.
– Почему не отдаёшь чести?
– А я у тебя её не занимал!
Когда в Лифляндии на ж-д станции у Штоксманхофа едущий на фронт запасной пехотный батальон узнал об отречении царя – он бросился громить пищевые пристанционные склады. Власти вызвали на подавление 5-й Уланский полк – но от нерешимости вернули его на позиции.
У немцев местами – оркестры, салюты. Бросают нам прокламации с аэропланов или привязывают к пропеллерам посылаемых мин.