Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 3
Шрифт:
В мелочной лавке орудует за прилавком поручик с двумя орденами на груди.
– Что вам угодно?
Вошедший офицер:
– Мне угодно, чтобы, стоя за прилавком, вы сняли бы офицерский мундир.
– Не понимаю, теперь свобода! А стоять за прилавком – ничего недостойного нет.
Вводя гостей в столовую к роскошно уставленному столу, дама объявила с торжеством:
– Господа,
Действительно, все кушанья были – красного или розового цвета.
Среди гостей был известный экономист. Он вздохнул:
– Ото всего этого надо отказываться. Скоро будем рады и фунту чёрного хлеба.
– Да почему же? почему? – возмутились в ответ. – Во главе революции стали умные люди, преданные народу!
– Оттого, – сказал экономист, – что всякая революция создаёт хозяйственный развал, а от него ещё усиливается революционное озлобление. Порочный круг.
В здании электротехнического института на Морской созвали «районное собрание обывателей».
– Не обывателей! – кричал черноволосый юноша в кожаной куртке, какие носят в технических частях, – а граждан! Я протестую!
Намеревались избрать комитет: для охраны личной и имущественной безопасности (район – центральный, состоятельный, и было у всех, что поберечь).
Юношу в куртке тоже предложили в кандидаты.
– Что вы можете сказать о себе?
– Могу сказать, что убеждения мои – очень и очень левые.
– Браво! браво! – закричали.
А приятель подбодрял:
– Говори – анархист, и дело с концом.
Выбрали.
Кричали:
– Фёдора Иваныча Шаляпина, он нашего района!
По поздним вечерам патрули кричат: «Мотор! Стой!» – и грозно преградив штыками, проверяют документы у шофёров. Может показаться, что наступил строгий порядок. Но нет, многие автомобили так и не возвращены владельцам, а те не смеют громко жаловаться.
Ночные обыски какими-то солдатскими командами не прекращаются, и ни одна квартира на всём раскиде богатых кварталов не может быть спокойна, что не постучат. Грабят – и нельзя сопротивляться, а уйдут – не на кого жаловаться.
В Литейном районе – много аристократических особняков, и владельцы их то и дело просят районный комиссариат о запоздалой защите – не от солдат, но от «грабителей, переодетых в солдатскую форму».
На Садовой ограбили ювелирный магазин: забрались ночью с чёрного хода, сорвали висячий замок. Вывезли весь товар на поджидавшем извозчике, и орудий взлома тоже не оставили.
Банда человек в пятьдесят окружила, осадила Преображенскую гостиницу и, ранив служителя, ворвалась, разбрелась по номерам. Но подоспели другие солдаты с милицией, окружили – и арестовали их всех.
В Ораниенбаум приехали на автомобилях от имени петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов – и стали громить и грабить дворец.
А в Шувалове среди бела дня неизвестные высадили из своего автомобиля троих штатских, застрелили их и поехали дальше.
Поздно
В первые дни революции думали и говорили, и печатали в газетах, что освобождённая от царизма столица, как и вся страна, не нуждается в полиции. Но нет, к удивлению, оказалось слишком много городских подонков. И теперь милиционеров щедро оплачивали, в три раза больше прежних полицейских. (Именно от этого туда тянулись поступить профессиональные воры и беглые арестанты.) Для новых комиссариатов поспешно ремонтировали повреждённые полицейские участки (разгромленные на 2 миллиона рублей).
В погреб колониальных товаров Кёнига на Васильевском острове явилось вечером несколько человек с белыми повязками городской милиции для ночной охраны имущества магазина. Старший приказчик, уходя, отдал им ключи. Самозваные сторожа вошли в магазин, взломали ещё замок винного отделения и стали хозяйничать. Но захмелев – перессорились, шумели, – и к утру их взяли.
Так повысились цены на извозчиков – седоки удивлялись, многие платить не хотели. Звали милиционеров-студентов разбирать спор.
Помощник присяжного поверенного Шлосберг и журналист Фрейденберг после работы в районном комиссариате, уже вечером, взяли извозчика, чтоб он развёз их по домам. Подъехали к дому на Казначейской, где жил Шлосберг, – и тут с извозчиком возникли разногласия по расчёту. В это время из подворотни вышли трое матросов, и извозчик пожаловался им, что господин не хочет платить. Те с криками: «деньги! бумажник!» – набросились на седоков. Фрейденберг отдал бумажник со 160 рублями и поспешил уехать на этом же извозчике. А Шлосберга матросы затащили в подворотню, кинжалом в грудь убили и ещё уродовали труп.
Дворник поднял тревогу, из комиссариата прибыли милиционеры и арестовали грабителей. Они оказались нетрезвы, были в гостях у проституток. Объяснили, что приняли убитого за переодетого охранника.
Революционный комитет шлиссельбургского завода направил петроградскому Совету рабочих депутатов резолюцию: гарантировать полную амнистию не только политическим, освобождённым из шлиссельбургской тюрьмы, но и всем одновременно освобождённым уголовным каторжанам, потому как они, в единении со своими политическими товарищами, организовали ответственную службу по охране имущества. Например, один уголовный, имевший три бессрочных каторги за грабежи и убийства, охраняет сейчас большие суммы общественных денег.