Красное колесо. Узел III. Март Семнадцатого. Том 3
Шрифт:
Встретились молча глазами.
– Но разве это будет работа? – сказал Гучков.
– Ничего не поделать, – вздохнул Ободовский. – Всюду так. А иначе будет хуже.
Вздохнул и Гучков. Перешёл поприятнее.
– Ну как в поливановской комиссии?
Ободовский был там вне всех личных натяжений, напряжений и соперничества, наиболее беспристрастен.
– Да может, вы меня оттуда исключите? – хмурился. – Нелепо я там выгляжу, единственный штатский.
– Да за это я больше всего вас там и ценю, Пётр Акимыч.
Брови Ободовского под русо-седеющим бобриком головы иронически передёрнулись.
– Я думаю, им недостаёт военной косточки.
– Ах вот как! – засмеялся Гучков. Повысилось у него настроение после черноморцев. – И в чём же?
– Перед Советом. Уж очень заискивают. Уж очень спрашивают разрешения и выкладывают им все материалы. И каждое только мнение, высказанное на комиссии, попадает в газеты и разносится во все казармы и окопы. И солдатами воспринимается как уже реальность. Что ж это будет?
– Да, это чёрт знает что! Подкрутите их.
Тут Гучков вдруг решился: ни у одного генерала не спрашивал, а у Ободовского первого и спросить.
– Скажите мне, Пётр Акимович, совершенно entre nous: а что вы думаете о генерале Алексееве? Можно его назначить Верховным?
Брови Ободовского застыли асимметрично. Сжатые губы прокачались в раздумьи.
– Вот, – решился Гучков, достал ему из стола папку с последним унылым письмом Алексеева о развале и слабости армии. Ни от одной фронтовой делегации не веяло подобным. – Прочтите.
Ободовский не удивился. Отсел в комнате тут же, быстро прочёл, вернул.
– Ну что?
Пожал нервными плечами. Но ответил без всякого колебания:
– В настоящее время – не годится он в Главнокомандующие.
Гучков мысленно поставил в графе Алексеева второй минус, первый был свой.
Ободовский ни минуты не задерживался дольше дел. Вот уже всё кончил, и:
– Некоторый неловкий случай. Сегодня Керенский просил меня привезти к нему на встречу нескольких полковников из Военной комиссии.
Что такое?…
– Зачем?
– Как говорит: хотел бы немного познакомиться с военными делами.
– А зачем ему?
Ободовский пожал плечами.
Бестактно. Как и всё бестактно, что делает Керенский. Само по себе бестактно – да ещё почему же не спросить Гучкова прямо?
Мальчишка! Приказчик революции.
Но запрещать – смешно. Чувство юмора.
– Ну что ж, свозите.
Пока Гучков готовил ведомость на генералов – кто-то уже готовил и на него.
608'' (по свободным газетам, 13-15 марта)
АМЕРИКА НАКАНУНЕ ВОЙНЫ.
ГЕРМАНО-АМЕРИКАНСКИЙ КОНФЛИКТ. Великая заатлантическая республика в случае открытия военных действий… Правительство Соединённых Штатов будет в изобилии снабжать державы Согласия деньгами и снарядами.
… Великая Заатлантическая республика не могла примириться с лишением прав целой категории русских граждан на том основании, что они исповедуют другую религию. Соединённые Штаты отказались от заключения торговых договоров с Россией. Во время войны американские банкиры охотно финансировали Англию
(«Биржевые ведомости»)
Речь сэра Бьюкенена произвела на многих тягостное впечатление. Она заключала такие указания, от которых представитель Великобритании при Временном правительстве мог бы удержаться. Если при господстве старого режима сэр Бьюкенен выходил из рамок дипломатического представителя, то это объяснялось понятным недоверием британского народа. Заподозрить же русскую демократию в возможности нарушения международных обязательств… С правительством русской демократии надо говорить иным языком, чем с германофильским правительством Николая II.
НЕМЕЦКИЙ НАТИСК. Почему именно на Петроград? Значение Петрограда для России ярко выявила революция: достаточно было совершиться желанному перевороту в столице, как сейчас же и уже легко стала под знамя свободы вся провинция.
Телеграмма генералу Корнилову. Редакция «Утра России», отражая патриотическую тревогу, горит желанием отдать все силы достижению святой цели победы и просит вас, любимого армией вождя, дать нам возможность обратиться вашим именем к миллионам читателей с призывом: Отечество в опасности! враг у ворот!
У епископа Андрея Ухтомского. «Сейчас выезжаю на Северный фронт, меня вызывает Гучков телеграммой. Надо спасти родину, озарённую ярким светом свободы. Я ехал три дня по России. Русь святая сейчас великолепна в своём величии. Она знает, что грозный враг при дверях, и молится. А на улицах Петрограда многое мне не понравилось. Нет, не так нужно праздновать великие дни свободы.»
ВПЕЧАТЛЕНИЯ ОТ ПОЕЗДКИ НА ФРОНТ. Прибывшие из поездки по Рижскому фронту депутаты Ефремов и Макогон… Настроение армии не оставляет желать лучшего. Офицеры и солдаты клянутся в дальнейшем проливать свою кровь. Какое вдумчивое понимание момента! Какое спокойное сознание своего достоинства. На защиту интересов дисциплины стали сами солдаты. Как они теперь подходят с рапортом, как стоят на часах! – гвардейцы! Праздничный энтузиазм слился с будничным экстазом.
… член ГД Дзюбинский заявил: Я только что вернулся с фронта. Повсюду мы видели полное единение офицеров с солдатами. Только теперь, говорили солдаты, мы поняли, за что мы боремся. Напрасно из Петрограда нас тревожат разными листками. Мы умрём все до единого, но не допустим немца.
… При старом режиме между офицерами и солдатами была пропасть… Офицер, избавленный от полицейской роли, станет вождём на поле битвы. Если подвиги совершали прежде рабы – то что же теперь совершат свободные люди!