Красное море под красным небом
Шрифт:
— Вовсе нет, — ответил Локки, качая головой. — Мир достаточно жесток и без нашего участия; я одобряю ваш поступок. Я хотел сказать: очень странно, что кто-то вообще мог такое сделать.
— Мастер Фервайт. — Мебельщик нервно облизнул губы. — Вы кажетесь гуманным человеком и должны понять… наше положение здесь позволяет заниматься устойчивым и выгодным бизнесом. Когда я передам мастерскую дочерям, они получат весьма солидное наследство. Здесь… в Салоне Корбо иногда происходит такое, во что мы, ремесленники, стараемся… не вглядываться. Не должны. Если вы понимаете
— Понимаю, — ответил Локки: ему важно было, чтобы у мебельщика сохранилось хорошее настроение. Однако про себя он пометил: поинтересоваться тем, что так беспокоит мебельщика. — Правда понимаю. Так что давайте оставим это и перейдем к делу.
— Вы очень добры, — с явным облегчением сказал Баумондейн. — Какой вы пьете кофе? У меня есть мед и сливки.
— Мед, пожалуйста.
Баумондейн налил горячий кофе из серебряного горшочка в чашку с толстыми стенками и накладывал ложкой мед, пока Локки не кивнул. Пока Баумондейн перемешивал свой кофе со сливками и тот приобретал цвет коричневой кожи, он отхлебнул из чашки. Кофе отлично сваренный, вкусный и горячий.
— Отличный кофе, — пробормотал обжегший язык Локки.
— Из Иссары. При дворе леди Салжески его потребляют в огромных количествах, — сказал мебельщик. — А мы покупаем остатки у ее поставщиков, если у них что-нибудь остается. Ваша посыльная сказала, что вы хотите обсудить заказ, по ее словам, очень своеобразный.
— Поистине своеобразный, — согласился Локки. — Вы можете счесть его экзотическим. Но заверяю вас, я очень серьезен.
Локки поставил чашку на стол, поднял сумку на колени, достал из кармана маленький ключ и открыл замок. Сунул внутрь руку и вынул несколько свернутых пергаментных листков.
— Вы ведь знакомы со стилем последних лет Теринской империи? — продолжал Локки. — Нескольких лет, предшествовавших гибели Талатри в битве с контрмагами?
Он передал листочки. Баумондейн снял очки и принялся их разглядывать.
— Да, — медленно проговорил он. — Талатрийский барокко, именуемый также стилем Последнего Расцвета. Да, я делал мебель в таком стиле и раньше… Лорис мне помогала. Вас интересует этот стиль?
— Мне необходим набор стульев, — сказал Локки. — Четыре стула из древесины стриженого дерева, с кожаными спинками, лакированные, со вставками чистого золота.
— Древесина стриженого дерева годится только в редких случаях, она хрупка и трудна в обработке. Для более регулярного использования больше подходит ведьмино дерево.
— У моего хозяина, — сказал Локки, — вкусы очень определенные, хотя и странные. Он несколько раз подчеркнул, что нужно стриженое дерево: хотел убедиться, что его желание будет исполнено.
— Ну, даже если бы вы захотели стулья из марципана, я бы согласился их вырезать… конечно, при условии ясного понимания того, что стулья не должны использоваться повседневно.
— Естественно. Уверяю вас, мастер Баумондейн, вы не несете никакой ответственности за то, что случится со стульями после того, как они покинут вашу мастерскую.
— О, я всегда ручаюсь за свою работу, но ведь я не могу сделать мягкую древесину твердой, мастер
— Конечно, — ответил Локки и, довольный, стал пить кофе, а мебельщик встал и прошел к дверям в мастерскую.
— Лорис, — крикнул он, — мои три тома Велонетты… да, эти самые.
Он вернулся несколько секунд спустя с тремя тяжелыми книгами в кожаных переплетах; книги пахли старостью и каким-то алхимическим консервантом.
— Велонетта, — сказал он, кладя книги себе на колени. — Вы о ней знаете? Нет? Ведущий ученый периода Последнего Расцвета. Насколько мне известно, во всем мире есть только шесть экземпляров этого издания. Большая часть страниц посвящена скульптуре, живописи, музыке, алхимии… но есть несколько страниц, посвященных мебели… это драгоценности, которые стоит откапывать. Прошу…
Они полчаса разглядывали наброски Локки и рисунки из книги, которые хотел показать ему Баумондейн. И совместно выработали компромиссный вариант комплекта, который получит «мастер Фервайт». Баумондейн достал перо и принялся писать разборчивым мелким почерком. Локки не представлял себе, сколько деталей может быть в таком простом предмете, как стул; к тому времени как они кончили обсуждение ножек, пружин, обивки, кожи, резьбы и столярной работы, мозг Локки готов был восстать.
— Отлично, мастер Баумондейн, отлично, — сказал он тем не менее. — Именно то, что нужно; древесина стриженого дерева, черный лак с золотым листом для украшения поверхности и заклепок. Стулья должны выглядеть так, словно их только вчера взяли от двора императора Талатри, новыми и не пострадавшими в огне.
— Ах, — сказал мебельщик, — это деликатная тема. Нисколько не желая ни на что намекать, я должен объяснить, что эти стулья никогда не сойдут за оригинал. Это будет точная реконструкция стиля, лучшее по качеству факсимиле в мире — но специалист сразу поймет. Специалистов, конечно, немного, они разбросаны по миру, но ни один из них не примет реконструкцию даже за скромный оригинал. Нужны столетия, чтобы мебель состарилась; эти же стулья будут совершенно новыми.
— Я понял вас, мастер Баумондейн; не опасайтесь: я заказываю мебель для эксцентричной цели, но не для обмана. Эти стулья никогда не будут выдавать за подлинные, даю слово. Да и человек, который их получит, как раз такой специалист.
— В таком случае — прекрасно. Еще что-нибудь?
— Да, — сказал Локки, который два листка пергамента до поры держал в сумке и только сейчас их достал. — Теперь, когда мы договорились об общем виде заказа — в план должно быть включено вот это… возможно, с небольшими изменениями.
Баумондейн начал рассматривать наброски, и его брови постепенно поднимались, пока не начало казаться, что они вот-вот сорвутся со лба и полетят на пол, как стрелы из самострела, достигнув зенита.
— Удивительно, — сказал он наконец. — Вы предлагаете встроить очень странные вещи… Я не вполне уверен…