Красное Солнышко
Шрифт:
Князь отпрянул от нее. Лицо его пылало, глаза ярко сияли радостью, счастьем, сознанием полной победы.
– Иди же, иди, великая княгиня Киевская! – громко крикнул он, – иди плачь о своих мертвых. Счастье впереди. А вы, дружина моя, – обратился он к своим воинам, – знайте, беру я за себя супругой Рогнеду Рогвольдовну. По мне чтите ее и величайте. Полоцк же ее родиною будет, имением вечным, и никто не смей разорять его. Каждый же часть добычи своей от меня получит, ибо не хочу никого обижать я.
Владимир в пояс поклонился Рогнеде:
– Отныне я тебе и отец, и братья, и горе тому, что
Рогнеда, сопровождаемая своими подругами и прислужницами, удалилась в терем. Князь сошел к дружине. Оказались недовольные его решением пощадить Полоцк от разграбления и погрома; и большинство их оказалось среди новгородцев. Однако варяжская и норманнская дружины были на стороне князя. Он пристыдил своих славянских товарищей, напомнив, что и в битве новгородцы покинули поле первыми; что бежали от города, защищаемого одними лишь женщинами, и что Полоцк взят как бы одним только князем Владимиром.
Пользовавшиеся наибольшим значением вожди одобряли Владимира. Правда, уничтожена была полоцкая дружина, но оставалась еще земля. Трудно было бы бороться со всеми племенами, подчинившимися Рогвольду, теперь же по Рогнеде Владимир Новгородский становился законным князем всей полоцкой земли, и борьба уже представлялась не такой тяжелой, а потому и для охраны Полоцка не нужно было оставлять многочисленных дружин.
Шумный, веселый пир затеялся, когда все успокоилось в княжеских палатах несчастного Рогвольда. Весел и радостен был князь Владимир Святославович. Сокрушен был оплот Киева и Ярополка, побеждена гордая Рогвольдовна. Все исполнилось, как хотел Владимир, и ликовала его душа, хотя нет-нет, да, как облачко на синее небо, набегало на его душу воспоминание о клятве – не щадить христиан, быть их врагом, – данной им арконскому жрецу Беле.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1. ХРИСТИАНЕ ДРЕВНЕГО КИЕВА
Широкой синей лентой извивался красавец Днепр среди своих холмистых берегов.
Многие изгибы, образовывавшие колена луки, то суживали великую славянскую реку, то вдруг выбрасывали ее на безграничный простор степей. Низменный берег Днепра весь сплошь был покрыт темневшими на солнце лесами, а на гористом берегу, на высоких, значительно отступавших от воды холмах, пестрел своими бесчисленными, разбросанными по скатам постройками стольный Киев.
Конечно, тот древний Киев весьма мало походил на современный.
Мазаные домики-хаты разбегались во все стороны, словно сползая к волнам Днепра с прибрежных высот. На макушке самого высокого из холмов виден был огороженный высоким частоколом Детинец, за ним помещались Служилые палаты, нечто вроде теперешних правительственных учреждений, небольшие вместительные палаты князя и хоромы дружинников, меньшинство которых составляли пришельцы-варяги, а большинство – «обваряживавшиеся туземцы, славяне-днепровцы».
В некотором отдалении от главного холма, но совсем недалеко от воды, также на холме,
Могилы первых князей-христиан стали символом веры для всех последователей Христовой веры. Около них немедленно начали ютиться все те, кто был озарен светом великой истины; таким образом, вырос сам собой небольшой христианский поселок. Поселялись в нем преимущественно киевские христиане и учителя христианской веры, приходившие с Юга и не встречавшие отказа в приеме. Находили здесь убежище также и те христиане, которые почему-либо должны были покинуть далекий Север и спешить под благодатное киевское небо.
Мало-помалу образовалась христианская община, находившаяся под верховенством священнослужителей-пресвитеров, которым в их многотрудных обязанностях помогали диаконы из славян.
Как и всегда при начале какого-нибудь дела, небольшая община была тесно сплочена; члены ее жили между собой дружно, не зная ни вражды, ни зависти и преследуя исключительно только общий интерес. Ни пресвитеры, ни диаконы, ни общинники не ставили своей главной непременной целью немедленное распространение в днепровской стране Христова учения: все они понимали, что для этого не настало еше удобное время. Они стремились лишь к тому, чтобы укреплять в Христовой вере тех, кто принял ее; а таковых было немало, и чем дальше шло время, тем число их становилось все больше и больше.
Причина этого лежала прежде всего в образе жизни первых христиан Киева.
Они казались странными и непонятными для современников, полны самого чистого, самого высокого самоотречения; вся жизнь их была воплощением добра и правды, а это так было не похоже на окружающее.
Не было в Киеве и окрестностях бедняка, который, в случае надобности, не получил бы помощи от киевских христиан; не было несчастного, которому бы эти христиане не пришли на помощь. Эти люди действительно следовали словам Христа о необходимости возлюбить ближнего, как самого себя. При этом вопрос о вере, к которой принадлежал страждущий, не служил препятствием в их добрых делах. Киевские христиане, делая добро, оказывая помощь, не разбирали, кто нуждается в этой помощи: христианин или язычник.
Такое отношение имело следствием то, что со всей окрестной страны в их небольшую общину стекались все сирые и убогие. И христианский маленький храм, стоявший на горе, был столь же известен среди народа, как и Детинец с княжескими хоромами.
2. В ПРОВИДЕНИИ ГРЯДУЩЕГО
В те дни, когда Владимир Новгородский завоевывал Полоцк, в Киеве шли торжественные приготовления к пышной встрече полоцкой княжны.
Там еще не ведали о том, какая участь постигла ее, и продолжали считать Рогнеду невестой князя Ярополка, будущей княгиней Киевской.