Красное золото
Шрифт:
Забор высотой был метра два, что для нас, даже с поклажей, преградой вовсе не являлось, тем более что колючую проволоку, долженствующую тянуться поверх щербатых бетонных плит, местные умельцы давно уже приватизировали и оплели ею свои мазутные огороды.
Первым, приставив к плите обрезок доски и воспользовавшись им как ступенькой, на ту сторону перелез Мишель, за ним — я и Болек. Миша, стоявший по пояс в зарослях какого-то чертополоха, страховал наши неловкие прыжки. Когда же и Лелек уже сидел верхом на иззубренном верхе забора, со стороны путей разнесся вдруг громкий многоголосый ор, забивавший даже гудки маневровых тепловозов, и тут
Соседи слюнявого курильщика, наверняка слышавшие выстрелы, благоразумно не высовывались из домов. Надо думать, к подобным явлениям они давно привыкли, потому что в любом городе, начиная со столицы и заканчивая каким-нибудь Волчехренском, вокзалы, аэропорты, автовокзалы, морские и речные порты, являясь пересечением транспортных артерий, являются в то же время и пересечением многочисленных интересов и естественным образом следующих из них противоречий. И как-то уж так в нашей стране исторически сложилось, что разрешение этих противоречий посредством огнестрельного оружия стало едва ли не признаком хорошего тона. В определенных кругах, разумеется. Вот и находят потом вдоль путей изрешеченных пулями лиц самых разных национальностей и вероисповеданий, и вызывают транспортную милицию, а та отфутболивает дело в городские или областные органы, а там, дабы особо не возиться и не снижать процент раскрываемости заведением заведомо безнадежного дела, списывают все на несчастный случай или суицид — ну, выпил там человек, или же любовь светлая, но шибко несчастная, или еще что… И все. В архив — дело, в ящик — тело.
Фигурировать в «Деле о несчастном случае номер такой-то» в качестве основных действующих лиц нам совершенно не улыбалось. И мы побежали. О! Как мы бежали! Так не бежал даже сам Остап Бендер, удирая от одураченных васюкинских шахматистов, потому что его в случае поимки побили бы и отняли обратно двадцать семь рублей с мелочью, а нас побили бы и отняли жизнь… Присутствуй при нашем забеге наблюдатели от «Книги рекордов Гиннеса», и Валерий Борзов, и Карл Льюис были бы жестоко посрамлены. Без надежды на сатисфакцию.
В спешно покинутом нами начале улицы, у забора, послышались вопли преследователей. Ну, кричат — и пусть себе кричат. Лишь бы не стреляли.
Вопреки моим ожиданиям, не добежав немного до кромки леса, Миша повернул налево и мы, само собой, повернули за ним. Промчались вихрем еще метров триста и перешли на быстрый шаг. Снова свернули налево, в сторону железной дороги, потом направо. Криков погони слышно не было и мы, тяжело, с посвистом дыша, пошли медленнее. Я вытер рукавом обильно выступивший на лбу пот. Болек, поравнявшись с Мишей и поправляя лямки рюкзака, спросил, прерывисто вдыхая липкий воздух:
— А почему в лес не дернули?
— А потому, — таким же прерывистым голосом ответил тот, — что от нас именно этого и ждут. А мы сейчас за станцию выйдем, пути перемахнем и к аэропорту подадимся. По окраинам. «Железка», я думаю, для нас теперь закрыта.
— Может, дальнобойщика на трассе
— Ага, и на первом же посту ДПС нас за шкирку возьмут. У них наверняка менты подвязаны… Нет, дружище, не пойдет.
— А в аэропорту не возьмут?
— Могут. Но только они, надеюсь, оттуда наблюдателей снимут и на другие НП перебросят, — Мишель, хоть и не военный давно, любил использовать армейскую терминологию, — выходы из тайги контролировать. Рудск — не епархия «синих», и даже если они у местных «спортсменов» помощи вытребуют, вряд ли их будет много. Так что если в порту кого и оставят, одного-двух человек, не больше. Один раз по нахалке вполне проскочить можно. Прорвемся как-нибудь…
Боевики «синих» в очередной раз стояли на краю леса.
— Ну, блин, ну, суки. Опять ведь ушли! — тяжело отдуваясь, сказал Самолет и засунул пистолет за спину под брючный ремень.
— Ни че, — пробасил Поршень, прозванный так за неуемную страсть к слабому полу, — теперя уж точно не уйдут. Гниды…
Он замолчал, прислушиваясь к своим ощущениям: на путях от отбил себе большой палец на ноге, стукнувшись при осмотре составов о какую-то железку, и поэтому теперь слегка прихрамывал, но во время погони от соратников, тем не менее, не отстал.
— Ага, блин, не уйдут… Они козлы драные, уже знаешь сколько раз уходили? И наших замочили. Даже Сиплого. А Сиплый не лох был, конкретно, он даже в разборке с «металлургами» живой остался, понял?
— Заткнись, — коротко скомандовал Вова Большой и, достав трубку мобильного телефона, принялся тыкать толстым, как баварская сарделька, негнущимся пальцем в засветившиеся зеленым кнопочки. Миниатюрная трубка совсем утонула в его огромной лапище.
— Але! Клещ! Туту, короче, так… — и он стал обстоятельно докладывать далекому собеседнику, что именно «тут, короче, так».
В это же время Тунгус, черноволосый скуластый бригадир рудских «спортсменов», напоминавший лицом непроницаемо-хитроумного азиатского божка, по своему мобильнику делал доклад Банзаю — одному из истинных хозяев Рудска. Раскосые глаза его внимательно ощупывали темный подлесок:
— Не-а, сейчас невозможно. Темно, как у негра в заднице… Говорят, они их корешей в сухую мочили. Так что братва по ночи в елки не полезет… Понял… Понял… В лучшем виде! — и одновременно с Вовой дал отбой.
— Ну че, братан? — обратился Вова к коллеге.
Вместо ответа тот подманил пальцем кого-то из своих:
— Гнутый! Дуй на вокзал, пусть там Ухо шелупонь подымет и гонит всех сюда. Здесь — расставить вдоль леса и смотреть. Кто задрыхнет — в лес навечно переселится. Понял?
— Понял!
— Пошел!
Гнутый «дунул» обратно к станции.
— Дело! — одобрил Вова действия Тунгуса. — Слышь, братан, Клещ велел вашим мусорам наводку на трассу кинуть.
— Велел? — переспросил тот, едко прищурившись.
— Ну, это… просил, — выдавил Вова через силу. Здесь он был не дома. Чужой монастырь…
— Ну, раз просил — об чем базар! — расплылся местный бригадир в улыбке, казавшейся вполне искренней, и снова вытащил сотовый. — Наша братва своим завсегда помочь готова!
— Слышь, Самолет, лети-ка быстренько на аэродром, — Вова невольно хохотнул над случайным каламбуром, — и пусть все рвут сюда. И чтоб до света тут были, в натуре!.. Или нет, оставь там кого-нибудь одного. На всякий случай.