Красные бокалы. Булат Окуджава и другие
Шрифт:
Три члена Президентского совета из четырех отправивших эту телефонограмму – Е. Гайдар, С. Ковалёв и О. Лацис – сделали соответствующий вывод: вышли из президентских структур.
Мариэтта такого вывода для себя не сделала, предпочла остаться в президентской команде.
Эту свою позицию она объясняла так:
В последние два года наша общественность, к сожалению, показала, что она не в силах структурироваться, чтобы помочь спасти так и не окрепшую российскую демократию. В сущности, она не решила еще и главного вопроса: как строить мост – поперек реки или
Сама она, конечно, этот вопрос уже решила: надо «создавать группы давления». Группы эти, давя на власть, будут способствовать ее постепенному очеловечиванию, и – раньше или позже – все образуется. И чем ближе к президенту будут эти «группы давления», тем больше оснований надеяться, что к их голосу президент прислушается.
Но ведь только что из ее же рассказа мы узнали, что довольно резкий демарш такой «группы давления» не произвел на президента никакого впечатления. Он просто начихал на это давление. Полностью его проигнорировал.
Почему же в таком случае она не сделала для себя тот же вывод, какой сделали входившие в ту «группу давления» ее коллеги? Почему не решилась вместе с ними объявить о своем выходе из состава Президентского совета?
Хотелось бы – писали мы об этом в той своей статье, – чтобы она все-таки объяснила, почему финал этой рассказанной ею красноречивой истории не разуверил ее в том, что давление, оказываемое на президента, так сказать, изнутри, способно стать более действенным, чем старания других общественных «групп давления», к созданию которых она так пылко нас призывает. А так, честно говоря, создается впечатление, что все эти ее призывы – не что иное, как попытка оправдать свое нежелание отказаться от лестного и престижного титула члена Президентского совета.
Я, конечно понимал, что эта последняя фраза звучит обидно, и не сомневался, что Мариэтта на нее обидится. Но не ожидал, что обида будет такой глубокой.
Она перестала со мной здороваться и при случайных встречах демонстративно от меня отворачивалась.
Однажды на какой-то, как тогда говорили, тусовке, оказавшись случайно с нею рядом, я сказал:
– Мариэтта, не пора ли вам перестать на меня дуться?
– Об этом не может быть речи, – гордо вскинула она голову. – Вы оскорбили мою честь и достоинство.
Ну что ж. Нет так нет.
В том, что мы так резко выступили тогда против «своих»,
я не раскаивался. И ни тогда, ни потом себя в этом не упрекал. А вот что касается самой статьи, особенно конечного ее вывода, то он и тогда, когда мы с Аликом эту статью сочиняли, представлялся мне не очень разумным.
Да – писали мы там, – нас тоже охватывает ужас при мысли о надвигающейся на нашу страну угрозе коммунистического реванша. И нам понятна отчаянная попытка вцепиться в Ельцина как в последнюю соломинку, за которую хватается утопающий. Ситуация и впрямь тупиковая. И мы не исключаем, что, когда подойдем к краю, к 16 июня, если и в самом деле в финал выйдут Зюганов и Ельцин, мы тоже малодушно проголосуем за Ельцина, как ни претит нам это и этически, и, простите, даже эстетически. Но надо ли сегодня, когда еще многое не ясно и не решено, когда ситуация меняется буквально с каждым днем, когда впереди еще множество непредсказуемых заранее комбинаций и вариантов, – надо ли уже сейчас отрезать для себя все другие возможности и пути, руководствуясь
Недавно по телевизору нам показали Ельцина 91-го года. Того Ельцина, которого мы тогда горячо поддерживали. (И не жалеем, что поддерживали!) Он стоял на трибуне, а из зала ему кинули вопрос: как он считает, есть ли сейчас у страны альтернатива Горбачёву? Борис Николаевич ответил:
– Стыдно было бы, если бы в такой великой стране, как наша, не нашлось альтернативы Горбачёву.
Вот и сегодня тоже. Стыдно будет, если в такой стране, как Россия, не найдется Ельцину другой альтернативы, кроме Жириновского и Зюганова.
Стыдно не стыдно – но дело обстояло именно так. И 16 июня мы как миленькие проголосовали за Ельцина, – что не так уж трудно было предвидеть. Да и сочиняя ту нашу статью, я почти не сомневался, что дело кончится именно этим.
Но как можно было за него голосовать,
если был он в то время, выражаясь деликатно, уже не вполне адекватен. Что ни день, нес всякую чепуху.
15 января, когда уже было очевидно, что военная операция против чеченских боевиков в Первомайском позорно провалилась, Ельцин высказался о ней так:
Операция очень и очень тщательно подготовлена. Скажем, если есть тридцать восемь снайперов, то каждому снайперу определена цель, и он все время видит эту цель. Она, цель, постоянно перемещается, и он глазами перемещается постоянно – вот таким образом.
А несколько дней спустя, 19-го, после захвата чеченцами у входа в Босфор парома «Аврасия», высказал сожаление, что у нас на Черном море нет подводных лодок. Ну а если бы были? Что, он отдал бы тогда им приказ торпедировать захваченный боевиками паром и потопить его вместе с заложниками?
Тут, конечно, нельзя не сказать, что знали и помнили мы и совсем другого Ельцина.
Когда его однажды спросили, считает ли он себя демократом, он ответил:
– Вы же знаете, кем я был, откуда я. Как же я могу считать себя демократом? Я учусь быть демократом.
И действительно учился.
Вот что недавно рассказал об этом Сергей Адамович Ковалёв.
Заявлением, что он более не считает для себя возможным оставаться членом Президентского совета, он тогда не ограничился. Громогласно объявил:
Я не могу больше работать с президентом, которого не считаю ни сторонником демократии, ни гарантом прав и свобод для граждан моей страны.
И написал еще одно заявление, уже прямо и непосредственно обращенное к президенту, в котором в совсем уже резкой форме объяснял ему, почему не может и не хочет с ним работать и слагает с себя и другую свою государственную должность – омбудсмена.
И вот как ответил на это его заявление Борис Николаевич:
Уважаемый Сергей Адамович, мотивы Вашего решения понятны. Позвольте поблагодарить Вас за совместную работу и пожелать всяческих успехов в Вашей дальнейшей работе.
С уважением,
Ельцин
За три месяца до выборов
у меня уже не было никаких колебаний: я твердо решил, что голосовать буду за Ельцина. А ведь альтернативой Ельцину были тогда не только Жириновский и Зюганов. В тех выборах принимали участие Явлинский, Горбачёв, генерал Лебедь.