Красные лошади (сборник)

Погодин Радий Петрович

Трое на одного?.. Посмейте только.

Стёпка оглядел его с ног до головы, поморщился.

У меня чесались кулаки, словно не Любка, а я сам доставал мяч из крапивы. И почему я тогда не вступил с Алфредом в драку? Вы думаете, я его французского бокса испугался? Нет.

* * *

На следующий день я их опять вместе увидел. Я просто так ходил, прогуливался. Подошёл к Любкиному дому и увидел. Через дорогу от них малина росла. Кусты молодые, ягод на них ещё нет, зато высокие,

скрывают с головой.

Любка рубила хряпу для поросят. Хряпа это зелёные капустные листья. Рубят их сечкой в деревянном корыте. Потом намешают туда отрубей, хлебных корок, остатки каши, зальют тёплой водицей и готова поросячья еда.

Сечка в Любкиных руках как игла в швейной машинке, не уследишь. Строчит вверх, вниз. Идёт из одного края корыта к другому. Любка ловкая.

Алфред стоит рядом, наблюдает. Потом вытер руки.

Давай я.

Испачкаешься, ответила Любка. Чего уж тебе нашим делом мараться.

Наплевать, если испачкаюсь. Я сейчас тебе покажу, как нужно рубить.

Любка протянула ему сечку.

На, говорит, Шурик, руби.

Оказывается, Алфреда Шуриком зовут. Ишь ты, думаю, Шурик. Ишь ты, думаю, какая Любка стала вежливая. Раньше она всё лето босиком бегала, как все. Пятки чёрные, с трещинами. Только в косах у неё всегда были яркие ленты. А сейчас на ней туфли с пуговками. Правда, ленты в волосах те же. Не придумали ещё лент ярче Любкиных.

Алфред подошёл к корыту, поднял ногу на край, чтоб оно не колыхалось. Размахнулся тяпкой бац! Тяпка воткнулась в деревянное дно ни туда ни сюда.

Ты не так сильно, подсказала Любка. Давай я покажу, как надо. Ты силу не применяй.

Это пробный удар, проворчал Алфред.

Я стою за кустом, и досада у меня и злость. Не умеешь спроси. Люди научат.

Алфред поднял сечку да как застрекочет быстро-быстро и всё по одному месту.

Ты сечку веди, говорит Любка.

Не учи, сам знаю.

Алфред размахнулся опять и тяп по своей ноге. Даже мне за кустом стало не по себе, будто я его нарочно под локоть толкнул.

Алфред сразу на землю сел. Уцепился за ногу, стучит зубами.

Ой, ой-ой-ой!.. Потом схватил тяпку да как швырнёт её в сторону.

Любка стоит неподвижно, только ресницы вздрагивают. А с Любкиных ресниц на Любкин нос сыплются крупные слёзы. Она всегда боялась крови. Когда я весной руку об колючую проволоку рассадил, Любка ревела. Даже не подошла ко мне руку платком перевязать. У неё от крови кружится голова. Пришлось мне тогда платок зубами затягивать. Ну, думаю, кажется, пришла пора вылезать из кустов. Алфред не Алфред, а помощь оказать нужно. Может быть, у него сильное кровотечение. И вдруг Любка опустилась на колени, бормочет:

Снимай сандаль, Шурик

Алфред зубами стучит. Между пальцами бежит кровь.

Любка зажмурилась, сняла

с его ноги сандалию и носок. Залепила ранку подорожником. Побежала в дом, принесла ковшик воды, бутылочку липок и чистую холщовую тряпку.

Липки у нас в деревне в каждой избе есть. Наберут бабушки ранней весной берёзовых почек, настоят на водке вот и всё снадобье. Липками его называют потому, что почки по весне прилипают к рукам. Лист оттуда едва свой зелёный гребешок показал, а запаху от него полна улица.

Любка промыла водой Алфредову ногу, плеснула из бутылочки прямо на ранку.

Алфред завыл липки почище йода дерут.

Тише, тише, это сейчас пройдёт, успокаивает его Любка, а сама бинтует ногу тряпицей.

Алфред встал, попрыгал на одной ноге. Любка ему подала сандалию. На сандалии ремешок разрублен. Я думаю, если бы не этот ремешок, не скакал бы Алфред. Ремешок ему ногу спас.

Алфред схватил сандалию, швырнул прочь.

Что ты мне её даёшь? Куда она теперь годна? Из-за тебя такую сандалию испортил.

Любка снова подняла Алфредову сандалию. Говорит:

Её очень просто починить. Только ремешок зашить, а сама чуть не плачет.

Ну и зашивай! крикнул Алфред. Всё равно она уже не новая будет, а зашитая.

Если бы на Любкином месте был я, я бы Алфреду этой сандалией по башке. А Любка стоит, опустила голову, как виноватая. И так мне стало обидно, что вылез я из малинника и ушёл. Чтобы не идти по улице мимо проклятого Алфреда, я пролез в сад. Пошёл прямо садом.

Яблоки на ветвях висят. Я к ним без внимания. Кислые ещё. Прямо скажу, не смотрел на яблоки даже. И напрасно меня дядя Николай, Любкин отец, за уши отодрал, не рвал я его яблок.

* * *

Несколько дней мы не встречали ни Алфреда, ни Любки, потому что занялись делом.

Колхоз отдал нам старенький трактор Беларусь и старую кузницу. Мы её вычистили, подлатали крышу. Крапиву во дворе скосили. Земля пахла древесным углем и железом. Хорошо. Зелёная трава, синее небо, чёрная кузница и красный трактор на высоких колёсах. Красиво.

Первая работа была такая: мы возили навоз со скотного двора к парникам. Нагрузили две платформы и тянем. Эту работу Стёпка сам попросил у председателя. Нам он сказал:

Кто не хочет, значит, не хочет. В сельском хозяйстве нет работ чистых и грязных.

Никто не отказался. Подумаешь, навоз. Сходим на речку, вымоемся с мылом.

Настала моя очередь вести трактор.

Едем по улице. Я впереди на тракторе. Остальные своим ходом, горланят песни, шумят. Я смотрю Любка стоит на краю дороги в туфельках, в носочках. Одна, без Алфреда. Я сразу отвернулся, будто не замечаю её. Сам думаю: смотри, как я на тракторе еду. А Любка приложила руку к губам и крикнула: