Красные маршалы

Гуль Роман Борисович

— Смело, смело, — покачивали головами члены реввоенсовета.

— Но вы же этим, товарищ Тухачевский, совершенно обнажаете участок нашего фронта против хребта Кара-Тау? — говорил Грюнштейн.

— Обнажаю. Совершенно. Зато на левом фланге армии на фронте всего в 30 километров между Айдос и Ураз-Бахты я развертываю Северную ударную группу в составе 15 стрелковых полков с легкой и тяжелой артиллерией.

— Смело, смело, ничего не скажешь.

— Ну, что ж, — улыбается в моржовые усы Смирнов, — была не была, где наша не пропадала!

На политических собраниях реввоенсовета, где докладывал начполит Файдыш,

Тухачевский бывал молчалив. И здесь при оперативных сообщениях разговорчив не был, но твердо знал, что своего двадцатишестилетнего гвардейца-командарма именно за эту молчаливую решимость и уважают члены реввоенсовета: старый подпольщик, «икона пятой армии» Иван Никитич Смирнов, Грюнштейн, Гончаров и старик секретарь Шумкин.

На форсирование Урала 5-я армия Тухачевского выступила тремя колоннами. Первая, наиболее слабая, в составе бригады конницы Каширина и бригады пехоты двинулась вдоль железной дороги Уфа — Златоуст. Левая в составе 27-й стрелковой дивизии — по тракту Байки на Дуван — Сатку. Средняя, две пехотные дивизии, петроградский кавалерийский полк из рабочих-коммунистов, пошла вверх по реке Юрезани.

Ночь стояла как мертвая; в неколышущейся звездной темноте чернел массив Урала. Командарм выводил 5-ю армию 23 июня.

Отчаянная задача лежала перед средней колонной.

Бечевой руслом реки, под нависшими скалами, сквозь теснины она медленно двигалась. Позвякивали на ходу котелки, лязгали, сцепившись, штыки столкнувшихся в ночи пехотинцев. В авангарде 228-й Карельский полк из петербугских коммунистов-рабочих.

Ночь сменилась рассветом; шумит уральский лес, поет птицами, качаются лиственницы, сосны, ели; на полянах от земляники красно; а цветы цветут, каких Тухачевский сроду и не видал: царские кудри, акониты, кукушкины слезы; а ягоды! ягоды! На отдыхе мнут траву, лазят на пузе, едят ягоду бойцы.

Но торопится в уральских теснинах средняя колонна. Правая и левая колонны уж вступили в демонстративный бой на перевалах; а средняя идет в глубь Урала теснинами реки Юрезани.

5 июля в глубоком тылу белых в районе с. Нисибаш 27-я стрелковая дивизия средней колонны появилась с такой неожиданностью на златоустовском плоскогорье, что 12-ю резервную дивизию Ханжина застала за шереножным учением. Красные бросились и смяли белых.

Перевал удался, но маневр еще не закончен. В долинах меж реками Юрезанью и Ай разыгрались жаркие бои. Как звери, дрались зашедшие в тыл красные на златоустовском плоскогорье; с фронта на проходы, что было сил, ударили правая и левая колонны. Для белых и красных решался важнейший вопрос: чей Урал?

Но теперь на поддержку армии Тухачевского навалились на Урал вторая и третья красные армии. Бои Тухачевского у Нисибаша, Айлина, под Китами, у Кувашей и у Мияса, как ни были тяжелы, все ж сломали белых, и 13 июля Тухачевский вырвался на просторы Сибири.

Маневр удался. Урал у красных. И поражение белых велико.

Видно, понимая, что дала Кремлю смелость его маневров, Тухачевский пошел, уже не считаясь с главным командованием; у него скандалы с командующим фронтом Ольдерроге, с главнокомандующим Каменевым; но он идет затоплять Сибирь кровью, не обращая внимания на приказы, одергивающие полководческую страсть 26-летнего командарма.

Главное командование видело: молодой человек зарывается, такие победоносные марши хороши для Тамерлана,

но в XX веке приводят иногда к катастрофам. Но марш-маршем идет Тухачевский, опрокидывая остатки сопротивления белых, стремясь отбросить их к югу от Сибирской магистрали, чтоб овладеть Троицком.

Эту тамерлановскую зарывистость Тухачевского понимал и штаб Колчака. По плану генерала Лебедева под Челябинском, собрав все, что было, в последний раз попытался зажать Тухачевского Колчак.

Маневр удался. Подставив себя под удары северного и южного кулаков, Тухачевский попал в тяжкое положенье. За Челябинском с тревогой следило главное командование; неделю с переменным успехом шли бои, и 31 июля положение Тухачевского стало безвыходным. Но в челябинской смертельной схватке, на границе Европы и Азии, не таланты зарвавшегося 26-летнего полководца с мальчишеским лицом, а только его счастье пришло на помощь.

В момент последнего отчаяния на поддержку красных внезапно выступили отряды челябинских рабочих и 31 июля перетянули чашу весов со стороны генерала Лебедева на сторону Тухачевского [19] .

19

Части 5-й армии при помощи рабочего восстания заняли г. Челябинск 24 июля 1919 года.

5 августа уж по всему фронту Тухачевский одержал победу, больше 15 000 белых попало к красным в плен. 12-ю белую дивизию уничтожили полностью. Белые под командой генерала Дитерихса спешно отступали в глубь Сибири за Тобол и Ишим; не смогли защитить даже столицу Колчака — Омск.

Бои, расстрелы, сыпной тиф косили белых и красных, Сибирь текла кровью; эту картину красно-белой войны в Сибири не сравнить даже с 1812 годом. Это ад смертей; и на этом кроваво-вшивом фоне все ярче подымалась военная звезда Тухачевского, определяя полководческую славу. Он шел победным маршем, красным завоевателем, победителем, со свойственной лишь русскому бунту беспощадностью уничтожая врага.

Один за другим падали сибирские города Петропавловск, Новониколаевск, Красноярск; в плен сдавались десятки тысяч; у станции Тайга сложили оружие восемь тысяч польских легионеров. 7 марта пятая армия вошла в Иркутск, где покинутого чехами и французами, на дворе тюрьмы, уже раньше расстреляли красные адмирала Колчака.

Имя победителя Колчака, Тухачевского, знала теперь уже вся партия и армия. И щуря темный монгольский глаз, читая телеграфные победные реляции, Ленин говорил в усмешке:

— А гвардеец-то молодец! Настоящий полководец. Как вы думаете, Иосиф Виссарионович, он у нас, чего доброго, еще Наполеоном станет, а?

И, задумавшись, добавил угрюмо и угрожающе:

— Ну, мы-то с Наполеонами справимся!

9. Ставрогин

Победы Михаила Тухачевского в русской гражданской войне блестящи, но не принадлежат только «мечу» и «маневру». Как и Бонапарат, не будучи по складу души революционером, маниакально-честолюбивый двадцатишестилетний полководец полагал, что «желать убить революцию может только сумасшедший». Пытавшихся веревкой остановить безудержно несшуюся телегу российских восстаний, «сумасшедших» белых генералов Тухачевский разбил в гражданской войне.