Красные маршалы
Шрифт:
Ваня, говорю, нет ли у тебя чего еще, выкини ты, поди, лучше будет… нет, говорит, ничего… а патроны-то эти проклятые остались, его баба-то увидала их… Ванюша, выброси, говорит… взял он, пошел… а тут треск такой, прямо гул стоит… вышел он на крыльцо, и ваши во двор бегут… почуяла я недоброе, бегу к нему, а они его уже схватили, ты, кричат, в нас стрелял!.. он обомлел сердешный (старуха заплакала), нет, говорит, не стрелял я в вас… я к ним, не был он, говорю, нигде… а с ними баба была — доброволица, та прямо на него накинулась… сволочь! кричит, большевик! да как в него выстрелит… он крикнул только, упал, я к нему, Ваня, кричу, а он только поглядел и вытянулся… Плачу я над ним, а они все в хату… к жене его пристают… оружие,
А я как помешанная — до молока мне тут, сына последняго убили…» — Старуха заплакала, закрывая лицо заскорузлыми, жилистыми руками…».
К повести «Ледяной поход» примыкают два произведения о судьбах эмиграции, написанные также «по горячим следам», — это роман «В рассеянии сущие» (1923) и заказной роман «Жизнь на фукса» (1927) для советского читателя. Последний оценивался критикой как явно тенденциозный. Видимо, в это время Р. Гуль еще надеется на возможность если не возвращения, то сотрудничества с новой Россией.
В тридцатые годы приходит время взглянуть на события, произошедшие и происходящие в России, уже более отстранение — «со стороны», и оценить увиденное гораздо более резко, нежели в предыдущих сочинениях, В 1933 г. в Берлине выходит книга «Красные маршалы» и очерки «Менжинский», «Ягода», «Ежов».
Наверно, не случайно, что именно в 50 лет Р. Гуль начинает писать автобиографическое произведение «Конь рыжий» (1946–1948), вспоминая события гражданской войны, красный террор в Киеве, начало эмиграции. Своеобразным продолжением автобиографической эпопеи эмигранта стала последняя крупная работа Романа Гуля — трилогия «Я унес Россию. Апология эмиграции». 1 Россия в Германии (1981), 2 — Россия во Франции (1984).
Основными беллетристическими произведениями Р. Гуля являются его исторические романы. Темой их стала проблема революционера. Террорист, отвергающий моральные нормы, и его близнец-антипод провокатор, проблема нравственного выбора, психологические истоки революционной идеи — далеко не полный круг проблем, волнующих автора. О том, насколько серьезно относился автор к поднимаемым проблемам, говорит хотя бы тот факт, что Р. Гуль по нескольку раз возвращался к уже написанным и изданным произведениям и перерабатывал их, давал новые названия, изменяя тем самым акценты, давая новую трактовку сюжету.
Первый из исторических романов, по праву и самый известный — «Генерал Бо» (Берлин, 1920). Героем его избран известный террорист-эсер Борис Савинков. Роман выдержал большое количество переизданий. Р. Гуль пять раз возвращался к его переработке. В третьем издании получил название «Азеф» (1959), а в 1968 г. на его основе Р. Гулем в соавторстве с В. Тривасом написана пьеса «Товарищ Иван». В романе «Скиф» (после переработки для второго издания получил название «Скиф в Европе»), изданном впервые в двух книгах в 1931 году, герой Бакунин (в 3-м издании 1974 г. книга вышла под заглавием «Бакунин»).
Наконец, необходимо отметить огромное литературнокритическое наследие Романа Гуля. Наиболее значительные статьи, главным образом из опубликованных в «Новом журнале» (Нью-Йорк), были выпущены в сборниках «Одвуконь», Литературная критика (1973) и «Одвуконь два» (1982).
Предисловие к 2-му изданию
Книга «Дзержинский» была написана (закончена) в 1935 году в Париже. На русском языке она вышла в Париже в 1936 году в изд-ве «Дом книги», хотя издатель и счел для себя за благо не указывать на титульном листе свою марку. Остался только договор. Почему он это сделал? Да по очень — тогда — понятным причинам: не хотел себя «компрометировать» книгой о терроре «в прогрессивном государстве рабочих и крестьян». Ведь в те годы такие книги на Западе были
В 1938 году эта моя книга вышла по французски в издательстве — Les Editions de France: «Les Maitres dе lа Тсhekа. Histoire de la Тегrеur еn URSS, 1917–1938». Ее переводчики, русский поэт Перикл Ставров и его друг француз Ланье в последний момент попросили моего согласия, чтоб их имена не были указаны на титульном листе, а были бы заменены — «перевод автора». Понимая их «дрожемент», я согласился, хотя это была неправда. В 1938 году я подписал договор на перевод книги на испанский с издательством Эрчилла в Сант-Яго де Чили. Но из-за военных событий все мои отношения с заграницей прервались, из писателя я превратился во французского сельско-хозяйственного батрака, и до сих пор не знаю, вышла ли в Чили эта моя книга. Так же оборвались мои отношения с итальянским изд-вом в Милане. Знаю, что перед войной моя книга печаталась в Болгарии в газете «Днесь». О первом издании «Дзержинского» пространный и положительный отзыв дал С. Мельгунов в «Современных Записках», кн. 62: он этой темы не боялся, сам был автором книги «Красный террор». В первом русском издании книга состояла их трех очерков: вернее — террор был дан в трех биографиях: Дзержинский, Менжинский, Ягода. Очерк о Ягоде, написанный в 1935 г., я считал неудовлетворительным: тогда о Ягоде почти не было материалов. Но для французского издания (1938) я дополнил очерк о Ягоде, доведя его до конца этого палача, и дал еще очерк о Ежове.
Сейчас после выхода «Архипелага ГУЛАГ» А. И. Солженицына я считаю правильным дать только два очерка — о Дзержинском и Менжинском. То есть дать — о самом «начале террора», о времени, которое меньше всего освещено в литературе. Время же Ягоды и Ежова освещено многими. Не скрою, что натолкнула меня переиздать «Дзержинского» — ссылка на него А. И. Солженицына в «Архипелаге ГУЛАГ» (164 стр.). Вижу по тексту, что и еще в некоторых местах «Дзержинский» пригодился А. И. Солженицыну, как материал для его монументального «Архипелага». И это меня радует, стало-быть не зря написал почти 40 лет там у назад эту книгу. Пригодилась, когда попала в нужные и хорошие руки. Но каким путем эта книга 1936 года попала в руки Александра Исаевича — в Советском Союзе? Не пойму. Путями неисповедимыми.
1. Ленин ищет Фукье-Тенвиля
19-го декабря 1917 года в Смольном в комнате № 75 короткими шажками бегал лысый человечек в потрепанном пиджаке. Это вождь октября, Ленин, волновался, слушая доклад управляющего делами совнаркома, прожженного циника Владимира Бонч-Бруевича. Управляющий докладывал о царящей панике среди головки партии, о поднимающемся недовольстве народа против большевиков, о возможности заговоров и покушений.
Ленин перебил Бонча вспыхнувшим недовольством.
«— Неужели ж у нас не найдется своего Фукье-Тенвиля, который привел бы в порядок контр-революцию?»
И на другой день образ Фукье-Тенвиля октябрьской революции не заставил себя ждать. Этот человек жил тут же, в снежном городе Петра, захваченном большевиками.
Высокий, похожий на скелет, одетый в солдатское платье, висевшее на нем как на вешалке, 20-го декабря в Смольном на расширенном заседании совнаркома появился Феликс Дзержинский. Под охраной матросских маузеров, в куреве, в плевках, в шуме, в неразберихе событий, среди «страшных» и «веселых чудовищ» большевизма, кого в минуту откровенности сам Ленин определял «у нас на 100 порядочных 90 мерзавцев», — после многих речей, «пламенея гневом», выступил и октябрьский Фукье-Тенвиль.