Красные нити

Поспешная Юлия

Я снова взглянула на него.

— Честно говоря… да. Я думала тебя послал Антон Спиридонович.

— Нет, — засмеялся Брон. — Просто…

Он взглянул на Раду.

— Я ведь знаю, что у неё никого нет. И подумал, что это будет ужасно, если никто не навестит её. Она пережила такое…

Он покачал головой, не находя слов.

— Она плакала, когда ты пришёл? — спросила я тихо.

Брон молча, с печалью на лице кивнул.

Я снова сочувственно посмотрела на спящую девочку.

— Забилась в угол, укрылась одеялом и ни с кем не хотела говорить, —

шепотом продолжил Брон. — Пришлось долго уговаривать её выглянуть наружу.

— Ты молодец, что пришел к ней, — сказала вдруг я и тут же замолчала.

Как-то это странно прозвучало.

— Спасибо, — поблагодарил Брон.

Он убрал свою руку от моей, и я вновь испытала то неприятное чувство холода и обнаженности, как в кабинете у Аспирина. Когда Сидевший рядом Бронислав вышел из кабинета, убрав от меня руку.

Что это такое вообще? Что происходит? Я что… Я… Я что-то чувствую к нему?.. Серьёзно?! Да ну! Не может быть! Я не должна! Это неправильно и вообще, это невозможно! У меня, всё-таки, есть парень! И он мне очень нравится! Мне с ним хорошо! Может быть, я даже по-настоящему влюблена в него!..

Я неуверенно взглянула на Бронислава и нерешительно спросила:

— А откуда ты узнал, где я была? Как ты узнал, что я в том доме?

На самом деле, этот вопрос мучил меня с того самого момента, как мы уехали с той мрачной фермы. Я отчасти догадывалась, каким образом Коршунов мог с такой точностью узнать мое место положение, но мне хотелось услышать это от него.

— Тебе не понравится то, что ты услышишь, — усмехнулся Брон.

— Всё равно, — я покачала головой. — Скажи… пожалуйста.

Он вздохнул, посмотрел на меня и произнёс:

— Мы запеленговали твой мобильный.

Хоть я и испытала легкий шок, я была готова услышать нечто подобное.

— Вы отслеживаете мой телефон? — спросила я, не удержавшись от толики возмущения в голосе.

Но возмущаться мне было не с чего, мне всё-таки спасли жизнь. Мне и Лерке с Лёвой.

— Аспирин, был уверен, что полезешь на рожон и обязательно окажешься в опасности, — ответил Брон. — Как только мы узнали, что ты вечером, оказалась в каком левом доме, где тебе совершенно точно нечего делать, мы поехали по адресу. А потом… Ну, твоя подруга выдала всё и очень просила, чтобы мы поспешили.

Я опустила взгляд, и улыбнулась. Лерка…

— А вы поймали Беккендорфа? — спросила я, вновь взглянув на Коршунова.

Меня и правда это очень интересовало, но в данный момент я спросила это, чтобы перестать думать о Брониславе так, как… Как я думаю о нём сейчас!

— Нет, — помрачнев, ответил Бронислав. — Он сумел уйти… Это моя вина. Я серьёзно недооценил его.

Он произнес это с такой болезненной досадой и разочарованием, что я прониклась жалостью к нему. Нужно было сказать что-то утешительное, но как назло в голову не шло ничего путного.

Положение опять спас сам Бронислав.

— Позволь спросить тебя, — вдруг мягко и деликатно проговорил Бронислав.

Я вопросительно взглянула на него, глядя в солнечное золото его глаз.

— Зачем… — начал

он и на миг задумался. — Зачем ты всё это делаешь? Зачем помогаешь Корнилову?.. Рискуешь собственной жизнью, проявляешь столько участия и рвения… Зачем тебе это? Ведь не из любопытства же.

Я пару раз растерянно моргнула, тяжело вздохнула и отвела взгляд.

И как ему объяснить? Соврать? А что? А если он не поверит? Не хочется обманывать его, но и правду говорить нельзя.

— Слушай, — нервно сглотнув, ответила я, — я возможно отвечу на этот вопрос… Но не сейчас. Ладно?

Я быстро взглянула на него и снова пугливо отвела взор.

— Я… я не могу сказать тебе правду… А врать… Врать тебе мне не хочется.

— «Да я и не особо умею,» — добавила я мысленно.

Бронислав хмыкнул, вздохнул.

— Ну, ладно, — небрежно ответил он. — Как захочешь, расскажешь.

— Обязательно, — пробормотала я тихо.

Дальше мы разговаривали на всякие отвлеченные темы. Я ожидала, что Бронислав попытается все-таки выведать у меня ответы на интересующие его вопросы. Но мы сперва поговорили про щенков-сеттеров, которых мы с Мироном тогда пристраивали, затем про спорт, Брон поспрашивал меня о фигурном катании, потом рассказал, что сам когда-то играл в хоккей.

— Зачем же ты пошел служить в полицию? — хихикнув, спросила тогда я.

— В какой-то момент я, наконец, осознал, что шансов стать хорошим полицейским у меня больше, чем стать знаменитым хоккеистом.

— А ты ещё тщеславен? — удивилась я, и тут же отругала себя за дурацкое кокетство.

Он вроде со мной нормально общается, как с равной, и не хочется, чтобы он увидел во мне влюблённую малолетку, которой льстит внимание такого взрослого парня. Кстати, а сколько ему, интересно?

— Мне не столько хотелось славы, — задумчиво проговорил Брон, — сколько добиться тех же успехов, что и другие знаменитые хоккеисты, типа Овечкина или Патрика Кейна.

— Значит ты у нас карьерист? — резюмировала я, со смешком.

— Что ты можешь об этом знать? — засмеялся он. — Ты же ещё учишься!

— Вообще-то я занимаюсь профессиональным спортом, — заметила я. — А там все, кто хочет добиться успеха — тщеславные карьеристы.

Бронислав внимательно посмотрел на меня, и ухмыльнулся.

— А мне ты совсем не кажешься тщеславной карьеристкой, — покачал он головой. — Может и ты станешь олимпийской чемпионкой, но у тебя на это другие мотивы.

— Не стану отрицать, — вздохнула я. — Может ты и прав.

Мы просидели за разговорами почти трёх часов ночи. Потом я хотела уйти, но внезапно проснувшаяся Рада, едва не плача, попросила меня остаться «ещё ненадолго». Ну, разве я могла ей отказать?

В итоге Рада снова заснула в больничной кровати, а я уснула в том же кресле, свернувшись калачиком. Брон тоже никуда не ушёл, хотя и собирался отлучится домой.

ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ

Пятница, 22 января.

Утром я вздрогнула от звонка мобильного телефона. Тихо застонав, я села в кресле, спустила ноги на пол и взяла свою рюкзачок.