Красные нити
Шрифт:
Елизавета не смогла сдержать ярости, голос её дрогнул.
— Вертолёты? Расстрел людей? — вкрадчиво переспросил Леон. — Елизавета ты же умная баба, подумай. Ты когда-нибудь слышала, чтобы я действовал подобными методами?
— Всё, когда-нибудь случается впервые, — ядовито ответила Гольшанская.
— И всему есть предел, — напомнил Леон. — Если бы я действительно пытался вас запугать, я бы действовал более аккуратно. Например, мне не так трудно надавить на некоторых ваших крупных акционеров, чтобы они начали массово сбрасывать акции на бирже. А ещё я могу повлиять на логистические компании
— Чего ты хочешь, Леон? — слегка скривившись, спросил Елизавета.
— Чтобы ты поверила в мою непричастность.
— Елизавета, я похож на идиота? Ответь честно.
Гольшанская испытующе взглянула на него, и вздохнула.
— Ну, хорошо… если не ты, Леон, то кто?
Он посмотрела на него, чуть прищурив глаза.
Корф в ответ лишь пожала плечами, качнул головой.
— Кто угодно, кому выгодно нас поссорить.
— Поссорить? — обманчиво воркующим голосом переспросила Елизавета. — Мы ведь и не дружили никогда, Аккорд. Помнишь? Помнишь сколько раз ты угрожал моему сыну? Сколько раз требовал от него денег и солидную часть акций?
— Но, во-первых я предлагал многое в замен, — подняв указательный палец, усмехнулся Аккорд. — А во-вторых, мы никогда и не воевали в открытую. Помнишь, Елизавета? И уж точно ни тебе, ни мне не пришло бы голову применять вертолёты и обстреливать из дома друг друга! Чёрт возьми, да такого в нашей стране даже в худшую пору девяностых не было! Никто тогда не решился, да и сейчас тоже! Это же не просто, прилететь и пострелять!.. За такие вещи любого, даже самого влиятельного человека прихватят за задницу!.. Меня уже, между прочим, четыре раза на допрос вызывали, Елизавета. Почти во всех моих офисах провели наглый и беспардонный обыск! На что по-твоему я надеялся, когда якобы послал к вам вертолёты? Что меня никто не тронет? Вот если бы я на внедорожнике остановку с людьми протаранил, я бы ещё смог попытаться увернуться, в нашей стране это, иногда, возможно… Но чтобы, чёрт возьми, устраивать такое шоу с вертолетами и перестрелками!.. Нет, Елизавета- это, самоубийственный идиотизм!
Пока Леон говорил, Елизавета внимательно его слушала.
— То есть ты считаешь, что нас хотят столкнуть лбами? — спросила Гольшанская уже не столь недоверчиво.
— Очень вероятно, — кивнул Аккорд.
— У тебя есть подозреваемые? — помедлив настороженно спросила Елизавета.
Корф ухмыльнулся.
— Посмотрим, кто предложит тебе или мне свою помощь.
Брови Елизаветы изящно выгнулись вверх.
ВЕРОНИКА ЛАЗОВСКАЯ
Пятница, 22 января. Поздняя ночь.
Эхо моих тихих шагов пугливым шепотом разлеталось в стенах тихого коридора больницы.
Не удивительно, что здание погружено в такую тишину. На улице глухая поздняя ночь. Не спят только всякие клубы, бары и люди, которым по профессии необходимо дежурить.
Например, медсестра, которая далеко не сразу решилась пустить меня в хирургическое отделение детской больницы,
Мне очень хотелось увидеть малышку снова. Я очень переживала за то, как она перенесёт всё, что произошло сегодня.
Наверняка такие жуткие события оставят неизгладимый след в воспоминаниях Рады.
Я шла по коридору, к её палате и вспоминала, как сама довольно часто просыпаюсь по ночам из-за ужасающих воспоминаний, которые терзают меня и во снах.
Я вспоминала, как часто плачу от страха и одиночества, когда понимаю, что мне никто не поможет справиться с этим. Я не смогу избавиться от кошмарных видений и снов, которые имею прямую связь с реальностью.
Я отлично знаю, что значит просыпаться с криком во сне, с испариной на лице и содрогаясь в постели. А сколько бессонных ночей я провела, с чашкой в руке, и глядя просто в окно из своей комнаты! Были моменты, когда я боялась засыпать. Боялась снова увидеть убийства, изнасилования, садистские пытки, суициды, аварии и прочие ужасы, которыми, как бы кому ни хотелось, очень щедро наполнено существование людей.
И теперь на похожие мучения может быть обречена одна маленькая, абсолютно одинокая шестилетняя девочка.
В пакете, который я несла в правой руке лежали сладости и упаковка с куклой Алёнкой из «Сказочного патруля». Я подумала, что малышке Раде понадобиться какое-то утешение, после всего случившегося. Ей очень важно понимать, что она не одна, что на неё не наплевать, что… есть кто-то, кто позаботиться о ней.
Я дошла до нужной палаты, остановилась перед дверью. Вздохнула, и вошла внутрь.
В палате было темно, но Рада ещё не спала. К моему удивлению, она с увлечением слушала, как приятный мужской голос под светом лампы читает ей книжку. Я так и замерла на пороге, скованная удивлением. Потому, что в кресле рядом с кроватью Рады сидел Бронислав Коршунов, собственной персоной!
— Ника! — радостно пропищала Рада и, вскочив с койки, босая бросилась ко мне.
Я улыбнулась, присела и обняла подбежавшую девочку.
— Я думала ты ко мне больше не придёшь! — прохныкала Рада мне на ухо.
— Ну, ты что, солнышко, — проворковала я, чувствуя слёзы на глазах- как я могла не прийти.
Маленькие ручки Рады с чувством стиснули мою шею. Я закрыла глаза и вздохнула, с чувством, прижимая к её себе.
Я очень боялась, что придя в палату к Раде застану её перепуганную, спрятавшуюся под одеялом от всех и затравленно поглядывая оттуда. И я была несказанно рада, что мои опасения не оправдались.
— Кстати, — улыбнулась я, когда Рада отпустила меня, — это тебе.
Рада робко заглянула в пакет. Потом подняла на меня взгляд своих небесно-голубых глаз и пролепетала:
— Это правда… для меня?
— Правда, солнышко, — кивнула я.
Этот подарок был меньшее, что я могла для неё сделать.
Рада свернула пакетик, прижала к груди и посмотрела на меня.
— Пока тебя не было, ко мне пришёл дядя Бронислав. Он успокоил меня, я перестала плакать и даже бояться. А сейчас я слушаю историю про «фею Алису и волшебника Синелесья».
— О-о… — я бросила взгляд на Бронислава, который глядя на нас, молча пил сок из пластиковой бутылки. — Здорово… Я вижу тебе нравиться.