Красные нити
Шрифт:
Корнилов мысленно выругался. Теперь он не мог проигнорировать это дело. Стас дождался, пока Алина закончит играть, а после, не обращая на осуждающий взгляд Риты, вышел из актового зала.
Остановившись перед доской в школьном коридоре, на которой висели конкурсные аппликации, Стас набрал Домбровского.
— Стас… — начал было Коля.
— Как вы узнали, что эти адвокаты хотели взять дело Гольшанского? — перебил его Стас.
Домбровский на миг замолчал, но тут же ответил:
— Документы лежали на столе, перед ними.
Стас на пару секунд задумался. Коля ждал, в трубке были слышны голоса и шаги рядом с
— Все трупы в одном месте? — спросил Стас, после короткого раздумья.
— Так точно.
Стас посмотрел на аппликацию с бумажным солнышком, львенком и пальмами.
— Документы по делу лежали кое-как, на полу или аккуратно, на самом видном месте?
— Аккуратно, по середине стола… — слегка рассеянно ответил Коля.
Корнилов мысленно выругался. Краски стремительно сгущались, а ситуация ухудшалась. Сначала подставное тело несчастной девушки, которую хотели выдать за Людмилу Елизарову, а теперь вот это. Сомневаться не приходилось. Кто-то о-очень хотел, чтобы Гольшанский сгнил в тюрьме. И этот кто-то явно был не одинок.
— Расскажи про тела, Коль.
— Ну, они все сидят в креслах, залиты кровью от плеч до пояса… — описал картину случившегося Домбровский. — Выглядят жутковато… Знаешь так непринужденно, будто они… не совсем умерли… И продолжают заниматься своими делами…
— Головы срезаны ровно?
— Просто идеально, — хмыкнув, ответил Коля. — Только Яша сказал, что их не срезали, а отрубили.
Стас перевел взгляд на аппликацию с цветочками и бабочками.
— Голов по близости, конечно нет? — спросил Корнилов.
— Категорически, — ответил Домбровский.
— Понятно. Яша не сказал, чем рубили головы? — спросил Стас.
— Широким, длинным, скорее всего изогнутым клинком, — помешкав, ответил Коля. — Сабля, какая-то что ли…
— Ясно. А что с их конечностями? — спросил Стас. мТы говорил, что они изуродованы..
В этот миг открылась дверь в актовый зал, в коридор выглянула Рита, и проговорила гневно:
— Корнилов, ты совсем обнаглел?! Мы же договаривались, что тебя не будет отвлекать ни твоя работа, ни твои преступники, ни даже генерал Савельев! Ну, что это такое! Почему все родители, все отцы сидят на месте, как нормальные люди, а ты шаришься тут по коридорам с телефоном!
— Я сейчас приду, любимая, — миролюбиво ответил Стас. — Не злись. Это правда важно.
— Да у тебя по-другому не бывает! — закатив глаза, раздраженно ответила Рита, и скрылась за дверью.
Стас вздохнул.
— Прости, Коль. Так, что с конечностями трупов?
— У них обожжены руки, Стас, — в голосе Домбровского слышалось брезгливое отвращение. — Я бы даже сказал… сожжены. Причем исключительно запястья… Есть идеи?
— Да… — Стас снова на пару мгновений задумался. — Это похоже на наказание.
— Наказание? — переспросил Коля, — Ты так решил из-за отрубленных голов?
— Всё вместе, Коль, — качнул головой Стас. — Документы по делу Гольшанского — улики и предмет их вины. Обожженные руки-пытки, с целью признания вины…
— Обезглавливание — это, приговор. — ошарашенно закончил Коля. — Чёрт возьми… Да, похоже на то. Ты приедешь?
Стас бросил быстрый взгляд на двери актового зала.
— Думаю, да.
Он знал, как взбесится Рита, если узнает, что он уехал. Но Корнилов не мог проигнорировать это убийство. Тем более, что оно напрямую связано с Гольшанским,
Спускаясь по школьной лестнице, Стас быстро написал сообщение Алине, поздравил с шикарным выступлением. Затем написал Рите, попросил прощение, и объяснил, почему вынужден уехать. Хотя отлично знал, что Рите будет все равно.
Садясь за руль автомобиля, Корнилов уже был погружен в раздумья об убийстве адвокатов Гольшанского, и о Портном. Мысль о том, что он всё ещё может поймать его, беспокойными жалящими и пульсирующими электронами металась в венах его головы.
***
Коля не соврал. В обезглавленных, застывших в офисных креслах телах и правда чувствовалась странная, неуловимая и пугающая непринужденность. Безголовые, в пропитанной и густо залитой темной кровью одежде, четверо мужчин смотрелись так, словно умерли буквально за работой. Словно они бы продолжили заниматься своими делами, если бы не досадное отсутствие голов и обугленные руки. Хотя, всё что было до середины лучевых костей, больше напоминало какие-то пересохшие и слипшиеся черные ветки, нежели человеческие руки.
Стас не двигаясь стоял на пороге большой комнаты, и внимательно рассматривал сцену преступления. Он старался на обращать внимание на желтые таблички, возле потенциальных улик. Корнилов пытался понять, как действовал убийца, как двигался, как говорил, и как начал убивать. Лучше всего с этим справилась бы Ника, но Корнилов меньше всего хотел втягивать Лазовскую в очередное кровавое болото. По крайней мере пока, он вполне может обойтись без её помощи. А она пусть поживет нормальной жизнью, без воспоминаний о чужих страданиях, боли и без ужасающих видений. Во всяком случае, пока.
Корнилов сделал пару шагов, и снова остановился. Обвел комнату внимательным взглядом.
Цепкие серебряные глаза начальника особой оперативно-следственной группы пристально вглядывались в каждую деталь сцены.
За столом сидят четыре трупа, но в пепельнице только два окурка, а рядом стоит только один бокал с недопитым коньяком. На середине стола папка с документами и фотографиями. Кровь из разрубленных шей рваными багровыми плащами покрывала одежду убитых, и созвездиями темных брызг застыла на стенах с дорогими обоями и оригинальным декором. На светло-кремовом ковре едва заметны, но все же различимы темные влажные и грязные следы. Такие же следы были и за спинкой кресла, в котором сидел один из трупов. Ковёр под этим креслом был немного смят.
Взгляд Стаса скользнул дальше, задержался на большой флипчарт доске, что почти полностью закрывала собой одну из стен. Корнилов приблизился к ней. Часть её поверхности была покрыта сильно смазанными, и почти стертыми следами от маркерных рисунков. Остальная площадь доски оставалась почти идеально чистой. Корнилов подошел к телам. Чуть поморщившись, наклонился в низ, и придирчиво осмотрел кровавую мякоть внутри обрубков шей. Стас протянул к ближайшему трупу руку в нитриловой перчатке, и аккуратно, едва касаясь, провел безымянным пальцем по краю разрубленной шеи убитого. Тоже самое он сделала с другими телами.