Красные нити

– Понимаете, такое иногда бывает. Никто не виноват. Всё же мальчик столкнулся с очень сильным потрясением…

Психолог, полная дама средних лет, одетая в светло-бежевый костюм, практически сливалась по цвету со стенами своего кабинета. Только алая помада на её губах выделялась ярким пятном:

– Мы называем это «приобретённый аутизм». Хотя, на самом деле, так выражаться не совсем верно. Полагаю, у него и раньше были генетические предпосылки к развитию данного расстройства, а стрессовое событие

– Он сможет снова заговорить? – спросил её женский голос.

– Мы только начали с ним работать. Пока не могу вам ничего обещать. Но у меня уже есть хорошие новости… Стёпа, давай покажем кое-что твоей маме.

Женщина встала и, подойдя к шкафу, потянула на себя большой пластиковый ящик, доверху набитый игрушками. Вытащила оттуда складную шахматную доску. Разложила её и теперь быстро расставляла фигуры по клеткам.

– Сегодня я заметила, что его привлекают чёрно-белые цвета. Это своеобразная регрессия к младенчеству. Новорожденный ребёнок видит только контрастные изображения. Впрочем, неважно, не забивайте голову. Просто я решила предложить ему поиграть в шахматы. Мы с ним разобрали, как ходят фигуры, и, похоже, он даже кое-что запомнил. Вы раньше не пытались его учить?

– Нет, – отрицательно ответила ей мать мальчика, кутаясь в тёплый вязаный свитер, который явно был ей велик. – Мне кажется, ему пока рано. Да и сейчас вовсе не это важно. Я хочу, чтобы он снова смог общаться – хотя бы со мной.

– Знаете, надо уметь радоваться даже небольшому прогрессу, – воодушевлённо продолжала детский психолог, делая первый ход. – Не требуйте от него сразу многого. Да, он не говорит, но, посмотрите, в то же время он сейчас со мной контактирует. Он следит за моими ходами и даже отвечает мне! Видите?! Он включился в игру, а это ведь тоже своего рода общение.

Мальчик сидел перед ней, не отрывая взгляда от доски. Он никак не реагировал на разговор, но фигуры передвигал довольно быстро, и можно было подумать, что он ставит их наобум, хотя и по правилам.

– Конечно… – продолжая играть, сочувственно добавила психолог, – вряд ли он когда-либо догонит в интеллектуальном развитии своих сверстников. Скорее всего, ему придётся пойти в коррекционную школу, и он всегда будет отставать. Но, я уверена, определённых успехов мы достичь сможем, если…

– Мат, – вдруг перебил её мальчик глухим безэмоциональным голосом. Он заговорил так неожиданно для обеих женщин, что они, одна за другой, вздрогнули. А психолог даже своим ушам не поверила:

– Что ты сказал?! – она перевела взгляд с доски на лицо ребёнка.

– Мат, – повторил он так же холодно, не отрывая глаз от её короля.

Психолог снова посмотрела на игровое поле, зависла ненадолго, потом обратилась к своей клиентке, старательно маскируя удивление в голосе:

– А ведь и правда. Он только что поставил мне мат в три хода, – словно отгоняя от себя эту мысль, она отмахнулась и быстро поправилась. – Нет, ерунда. Наверное, случайно получилось. Просто я отвлекалась

Полная дама вновь расставила фигуры. На этот раз они сделали больше ходов, примерно по десять каждый. Теперь психолог уже не говорила за игрой. Внимательно следила за тем, как меняется позиция, стараясь ничего не упустить. Худая бледная женщина, прячась в свитере, тоже молчала, наблюдая за ними.

– Мат, – вдруг снова раздался тусклый голос мальчика. Он и сейчас не удосужил её взглядом. Зажав соединённые ладони между коленями, сидел неподвижно и прожигал глазами доску.

Дефектолог потрясённо выдохнула:

– Да, он опять прав!.. – прервавшись, чтобы отдышаться, дальше она зачастила уже не пытаясь сохранить лицо. – Послушайте, мамочка, забудьте всё, что я вам до этого сказала. У вас необычный, одарённый ребёнок! Я играю в шахматы сорок лет, а он научился всего полчаса назад – и уже поставил мне подряд два мата! Вам следует отдать его заниматься к профессиональному тренеру!

– Нам не нужны шахматы… – ещё раз попыталась поспорить с ней мать, впрочем, уже не очень уверенно.

– Вы не понимаете! Шахматы для него – это «дверь»! Так он сможет постепенно вернуться к взаимодействию с другими людьми и научиться выражать себя.

– Мы подумаем.

– Позвольте мне поговорить с вами в коридоре, с глазу на глаз.

Покосившись на мальчика, который уже вернул фигуры на их изначальное место и от скуки решил сыграть третью партию – на этот раз с самим собой, мать недоумённо мотнула головой:

– Зачем? Он же всё равно нас не слышит.

– Вы ошибаетесь. Слышит. И, возможно, то, что сейчас здесь происходит, он запомнит на всю жизнь в мельчайших подробностях. Пойдёмте, пойдёмте, – психолог взяла худощавую женщину под локоть и вывела её из кабинета.

Когда дверь за ними захлопнулась, мальчик оторвал руку от фигуры, бросил игру и, откидываясь назад, на спинку кресла, с облегчением закрыл глаза.

Вот бы папа был жив. Больше всего ему сейчас хотелось бы сыграть с ним…

Не знаю, о чём ещё моя мать в тот день толковала с психологом, но спустя пару дней появился он – мой первый тренер по шахматам. И ему, вопреки всем сомнениям родственников, действительно удалось меня разговорить. Если, конечно, этот скудный запас слов и фраз можно было назвать разговором.

Я увлечённо следил за каждым ходом тренера, и, в отличие от психолога, он не казался мне лёгкой добычей. Ему со мной, впрочем, тоже пришлось нелегко. Наша первая партия развивалась стремительно, он постоянно пыхтел и промакивал карманным платком пот с лысины, но даже при этом не забывал меня хвалить:

– Превосходно!.. Замечательно, Стёпочка!.. И этот ход очень хороший!.. Да, правильно, смелее!

Но однажды, после очередного моего дерзкого нападения, он нахмурился ненадолго и уверенно воскликнул: