Красные орлы
Шрифт:
Осмотрел Вятку. Город славный, веселый. Воздух чистый, не сравнишь с питерским. Небо уже по-весеннему солнечное. Но на улицах еще сугробы.
Выйдешь на окраину — поля, деревушки, перелески. Я стоял, глядел вдаль, думал о нашей деревне, о семье, о папе.
Потом вернулся в центр. На большой площади (большая-то она для Вятки) невысокое здание губернского присутствия, а рядом — дом губернатора. Сейчас здесь разные советские учреждения.
На одной из улочек разыскал «коммунистическую столовую». Долго стоял в очереди, долго сидел за столом, ждал. Но в конце концов
На вокзал пришел за десять минут до отхода поезда. Сел без литера.
Сегодня утром приехал на станцию Балезино. Жду поезд на Чепцу, там неподалеку 10-й Московский Устроился на скамейке, положил дневник на вещевой мешок и пишу.
Заметно приближение фронта. На станции полно военных. Раненые ждут отправления санитарных поездов. Кто может, бродит по вокзальным помещениям. Много отпускников, возвращающихся в свои части. Около перрона под парами стоит бронепоезд. Чуть подальше — пятнадцать платформ. На каждой — орудие и зарядные ящики.
Присмотрелся к красноармейцам. Одеты гораздо лучше, чем «красные орлы» в те дни, когда я уезжал на курсы.
С тревогой думаю о полке, в который еду. Почему о нем так резко отозвался начальник политотдела? Что там за люди? Какая работа ждет меня?
Сегодня утром прибыл в 10-й стрелковый полк. Штаб нашел, как мне и говорили, неподалеку от станции Чепца, в деревне Тылошуры.
Познакомился и поговорил с комиссаром полка товарищем Болдиным, с его не то помощником, не то секретарем товарищем Коваленко. Мельком видел командира полка товарища Ларионова.
В Тылошурах штаб стоит больше десяти суток. За это время полк по частям прибывал из Москвы, собирался вокруг станции Чепца, готовился к выступлению. Опоздай я на сутки, не застал бы никого на месте.
Комиссар сказал, что мне работать агитатором в полковой пулеметной команде. Такому назначению я рад. Ведь и в полку «Красных орлов» я первые месяцы: был пулеметчиком.
До расположения команды версты две. Не заметил, как прошел их, — волновался.
Первая встреча и первый разговор в пулеметной команде с ее начальником товарищем Ринком. Сам он латыш. Принял меня дружелюбно. Объяснил, чем занимается команда, предупредил, что народ «необстрелянный», в большинстве своем впервые в армии. Из Москвы многие ехали неохотно.
Про себя Иван Александрович Ринк сказал так:
— Я беспартийный. Офицер царской армии. Не военного времени, а кадровый. Всю войну — на фронте. Последний чин — штабс-капитан. Офицерский долг исполнял не за страх, за совесть. В Красной Армии служу тоже не из страха и не из корысти. Объяснить это сложно. Но поскольку нам воевать вместе, прошу все сказанное мной иметь в виду.
Ринк старше меня на 14 лет. Москвич. В Москве у него осталась жена. Не хочу судить поспешно, но есть в Иване Александровиче что-то располагающее к нему. Вероятно, прямота и чувство собственного достоинства.
Познакомился с вещевым каптенармусом пулеметной команды Михаилом Панферовым. И он москвич. Лет ему, по-моему, немного. Но сразу не определишь. Носит темно-рыжую бородку и усы. Панферов,
Третий знакомец — тоже москвич, продовольственный каптенармус Иван Антипов. Красноармейцы его называют «Антипычем», хоть он и не старше их. Все время сыплет шутками-прибаутками. Не каждую с непривычки поймешь. Он говорит на языке московских толкучек, какой-то Сухаревки или Хитровки. Уверяют, что был завсегдатаем этих мест. Оттуда словечки, ужимки, прищелкивание языком, подмигивание. А в общем он совсем неплохой товарищ, заботливый, компанейский. Вместе с поваром Иваном Нехорошевым сытно кормит команду.
Только что пришел с организационного собрания полкового партийного коллектива. Партийных в полку единицы. Присутствовало 8 коммунистов да 20 сочувствующих. Не то, что у «красных орлов».
Уже третий день на марше. Предполагаем, что полк двигается к Воткинскому заводу. Почему, зачем — не ведаем.
Идем в пешем строю. Только у начальника команды лошадь.
Я себя неважно чувствую. Все время довольно сильная боль возле сердца. Иногда так схватывает, что приходится присаживаться на сани. А это делать неприятно — все почти идут пешком.
Стараюсь как можно лучше узнать о моем новом полке. Сформирован он пару месяцев назад в Москве, потому и назван 10-м Московским. Красноармейцы из Москвы и пригородов. Но рабочих совсем мало. Коммунистов и того меньше. Комсостав почти целиком из бывших офицеров. Учебу полк не закончил. Пришлось поскорее отправиться на фронт — белые заняли Пермь и двигались к Вятке.
Внешне полк выглядит хорошо. Одежда и снаряжение добротные. Новые длинные шинели, ватники, папахи, у всех одинаковые рукавицы, патронташи.
В полку — три батальона полного состава, батарея, команды конных разведчиков, пулеметная, саперная, комендантская, связи. В одной хозкоманде свыше ста человек. Оружие новое, что винтовки, что станковые пулеметы.
Пишу об этом и вспоминаю своих «красных орлов». Как мы нуждались, как нам не хватало обмундирования, снаряжения! Но мы все-таки дрались и дрались стойко. Если бы было столько добора, сколько у москвичей, еще бы и не так громили белую гвардию.
Присматриваюсь к команде. Всего у нас 124 человека. Народ молодой, шумливый, бойкий, за словом в карман не лезет. Однако едва завязывается серьезный разговор, людей не узнаешь. Молчат, смотрят выжидающе, а многие так даже недоверчиво. Я не спешу навязываться в друзья. Поживем, повоюем — узнаем друг друга.
Пока что мне приглянулся командир пулеметного взвода товарищ Попов — строгий, аккуратный, подтянутый. Неплохое впечатление производит командир 3-го взвода товарищ Лапин. Но больно уж говорлив, шумлив, то и дело переругивается с красноармейцами. Очень деловой человек старшина Семен Ярисов. Из красноармейцев выделяется смышленый и любознательный Константин Плакунов.
Познакомился с начальниками пулеметных расчетов Королевым и Тумановым. Хорошее впечатление производит живой, бойкий помощник взводного Василий Павлов.