Красные петухи(Роман)

Лагунов Константин Яковлевич

— Отвори, Фаддей Маркович. Свои.

— Кто там?

— Доливо. Мишель. Не узнаешь?

— Ты?! Откуда?

— С того свету. Отворяй живей.

Они долго тискали друг друга в объятиях. Расцеловались. Фаддей Маркович даже слезу обронил.

— Выдь, погляди, какого голубя перехватил я по пути к тебе, — сказал Коротышка.

— Окостыжел, гад, — Фаддей Маркович пнул носком валенка разбитую голову Гриши Воронова. — Ну, спасибо, Мишель. Век не забуду.

— Свои люди — сочтемся. Надо куда-то припрятать этого, Тебе придется исчезнуть. Ненадолго.

Еще день-два — и ахнет. Я прихватил для тебя удостоверение. Дам несколько адресов. Нужно подстегнуть, чтоб полыхнуло более-менее одновременно…

Чуть свет Коротышку разбудил начальник милиции Емельянов.

— В чем дело? — недовольно скривил мясистые губы Коротышка.

— Ты цел? — недоверчиво спросил Емельянов.

— Ты что, перепил?

— Где Воронов?

— Вместе с двумя нашими бойцами повез Боровикова в губчека. Теперь твой Воронов вознесся. И тебе, как начальнику, перепадет кусочек славы.

— Да брось ты… — засмущался Емельянов. — Как вы его?

— Без осечки. Только об этом пока надо помолчать. Даже в уезд не следует докладывать. Сейчас такое время…

— Ясно, товарищ Карпов.

— И вот еще что… Как по-твоему, знал Кориков о том, кто прячется на его подворье?

— Сам над тем же голову ломаю. Ведь председатель волисполкома…

— Вот-вот. Теперь гляди да поглядывай. Я доложил губчека свое мнение. Думаю, скоро Кориков последует туда же, только под конвоем. Но пока — ша! Ни звука.

— Ясно.

Глава шестнадцатая

1

Челноково ходило ходуном. На головы ошалелых мужиков, торопливо свозивших семена в ссыпку, градом сыпались слухи, один страшней другого.

Евтифея Пахотина ночью пороли плетьми, всяко измывались. Анна евонная сунулась к начальнику отряда, тот чуть не снасильничал бабу, еле отбилась…

Евдоким Полторы Руки не дал свинью на прокорм продотряду. До полусмерти избили мужика… Ромка кинулся на выручку — измолотили прикладами…

Фешку Оловянникову заманили в баню, раздели догола, озоровали и охальничали над ей…

Поначалу Флегонт отнесся к этим слухам с недоверием, но когда они подтвердились, поп ринулся в волисполком к начальнику продотряда.

За окном еще не сгустились сумерки, а в кабинете Корикова горели три лампы-молнии. Коротышка играл в шахматы с Кориковым. Крысиков наблюдал за игрой.

Увидев Флегонта, Коротышка иронически протянул:

— A-а, святой отец… Чем могу служить?

Флегонт снял шапку, расстегнул шубу, но не сел.

— Только крайняя нужда заставила меня переступить сей порог. Опомнитесь! Остановитесь! Ужель не зрите бездну, над коей занесли ногу?

— Мудрено глаголете. Не уразумею, о чем речь, — усмехнулся Коротышка.

— Немедленно прекратите издеваться над крестьянами, накажите виновных в бесчинствах, иначе я сам, сейчас же поеду в губернию и расскажу обо всем властям. Полагаю, мне в данном случае поверят больше, нежели целой крестьянской делегации.

— Ха-ха-ха! —

громко засмеялся Коротышка. Вскочил и, подбежав вплотную к Флегонту, закричал ему в лицо: — Моли бога своего, что я в хорошем расположении духа. И не суй нос куда не просят. Он поедет в губернию!.. Ах, какие страсти. Поезжай! Я думаю, чека небезынтересно будет узнать, как по твоему наущенью Катерина Пряхина сожгла продовольственный отряд, а сама с твоей помощью укрылась от возмездия. А разве не на твоем подворье целый месяц укрывался белогвардейский холуй Боровиков? Алексей Евгеньевич, вы сможете это подтвердить?

— Да-с, — склонил голову Кориков.

— А кто в день нашего приезда собрал у себя мужиков и подстрекал их к непослушанию и сопротивлению властям? Кто подучил Пахотина взбаламутить сход? Кто уговаривал меня сорвать приказ губпродкома о семенной разверстке? Под святой рясой вы…

— Не надо больше, — неожиданно тихо и как будто спокойно пробасил Флегонт. — Для лжепророков нет святого. Наветов и угроз ваших не страшусь…

— Где же ваше непротивление злу? — медвяно улыбнувшись, запел Кориков. — Где евангельское всепрощение и кротость, кои вы проповедуете с амвона? Христос какие муки терпел, а в губчека не жаловался…

— Гы-гы-гы! — сыто и нагло заржал Коротышка.

— Ха-ха-ха, — захохотал Крысиков.

— Хо-хо-хо! — тоненько и тихо вторил им Кориков, прикрывая рот ладошкой.

Медленно, пуговка по пуговке, Флегонт застегнул шубу, повертел на голове, будто примеривая, круглую меховую шапку, молча повернулся к выходу. Хохот за спиной разом оборвался. В наступившей тишине выстрелом прогремел хрипловатый от бешенства голос Коротышки:

— Значит, в губчека?

— Да, — глухо откликнулся Флегонт.

— Сунуть под нос дуло — не дакнет, — буркнул Крысиков.

— Свой на своего? — ехидно прошелестел Кориков. — По совести ли сие?

— Да! — громыхнул полным голосом Флегонт и с такой силой толкнул высокую тяжелую дверь, что только что подошедший к ней с той стороны Тимофей Сазонович не успел увернуться и от удара в плечо отлетел на добрую сажень, растянувшись на полу. Флегонт прошел мимо, не заметив его.

— Сатюков! — донесся голос Коротышки.

— Здесь! — браво откликнулся Тимофей Сазонович и, приоткрыв дверь, просунул голову в кабинет. Коротышка сделал знак, чтоб Сатюков остался в приемной, и сам вышел к нему.

— Быстренько перекуси и сюда. Повезешь Пахотина в Яровск. Ненадежный и коварный субъект. Обязательно попытается удрать. Тут уж, хочешь не хочешь… Так что, если не довезешь до места — не беда. Туда ему и дорога. Ясно?

— Так точно.

— Тогда действуй. Назад его можешь не тащить. Присыпь снежком — и хорош. Теперь столько волков — живо нанюхают. Уловил?

— Слушаюсь. Разрешите идти?

— Давай.

Тимофей Сазонович бравым, строевым шагом протопал по коридору, а выйдя на крыльцо, вдруг обмяк, бессильно привалился спиной к резному столбику и принялся слепо ощупывать карманы, отыскивая кисет.