Красные тюльпаны
Шрифт:
— Ты дюже не спеши. Поешь сперва картошки и отвару с сахаром выпей.
— Да мне, дедуль, не хочется. Сыт я.
— Сыт не сыт. Ничего не знаю. Садись и ешь. Это ты сейчас со сна не хочешь. Какая дорога впереди, никто не ведает. Мне наказывали накормить тебя, так ты особо не глаголь. А как говорят, так и делай. Выполняй наказ старших.
Сережка сел за стол, очистил несколько картофелин, неторопливо принялся есть.
— Ну как, подкрепился? — спросил дед.
— Спасибо.
— То-то же… Хоть и не жирно,
Сережка надел свое пальтишко, перекинул через плечо сумку.
— Я готов, дедуль. Пошли.
Дед отрезал ломоть хлеба, вынул из чугунка пяток картофелин и все это положил в Сережкину сумку. Они вышли из избы в морозную предутреннюю темень и зашагали по тропе в глубь темного молчаливого леса.
К первой деревне Сережка подошел в полдень. У крайних домов он сбавил шаг, обдумывая, в какой бы из них зайти и как поступить: то ли постучаться сперва в окно или сразу войти в дом и попросить милостыню. Пройдя мимо покосившегося палисадника первого дома, робея, он подошел к крыльцу, потоптался в надежде, что кто-нибудь услышит и выйдет навстречу, но в доме было тихо, будто в нем никто и не жил. Сережка подошел к окну и постучал.
В окне мелькнула какая-то тень, и чье-то бледное лицо приблизилось к стеклу. Сережка вздрогнул и отпрянул от окна: он успел разглядеть китель мышиного цвета, серебряные угловатые петлицы на воротнике и тусклые серые пуговицы. Он очень хорошо помнил эти пупырчатые будто оловянные пуговицы. Немец злыми глазами глядел в упор на Сережку, что-то говорил там за стеклом и махал ладонью, звал в дом. Сережка на миг растерялся и оторопел, не зная, что делать. Но тут же овладел собой, быстро повернулся и опрометью бросился прочь от этого дома.
Оглянувшись, видя, что за ним никто не гонится, он пошел тише, но то и дело с опаской косился на окна домов. Сердце сильно колотилось в груди.
«Вроде пронесло», — думал Сережка. Но тревожась, что тот немец, которого он видел в окне, выбежит на улицу и станет его разыскивать, не долго думая, свернул в проулок, спрятался за поленницей дров. А когда отдышался и понял, что опасность миновала, вернулся на улицу, перебежал на другую сторону.
Он подошел к низенькому заборчику и заглянул во двор.
Возле крыльца худенькая девочка, лет двенадцати, в платке и телогрейке, колола дрова. Работа эта, видно, была не по силам ей — березовое полено никак не раскалывалось.
Сережка недолго наблюдал за ее неуклюжими взмахами топором — ему вдруг захотелось помочь девочке, и он на миг забыл о своем деле, открыл калитку и шагнул во двор. Подойдя к девочке, он деловито сказал:
— Ты поперек сучка-то не коли. Вдоль надо. Оно скорей и расколется.
Девочка
— Да оно никак не поддается.
— Дай я попробую.
Девочка протянула Сережке топор.
Он снял с плеча сумку, положил ее в сторонку на снег, поплевал на ладони, крепко обхватил топорище и, крякнув, с силой ударил по полену вдоль сучка. Полено треснуло.
После третьего удара чурбак разлетелся на две половинки. Расколов их на мелкие полешки, Сережка справился со вторым, третьим чурбаками.
— Хватит теперь? — спросил Сережка.
— Очень даже хватит. Спасибушко. А то я совсем замаялась.
— Не стоит благодарности. Дело привычное.
— А ты чей будешь? — поинтересовалась девочка.
— Ничей, — не задумываясь, ответил Сережка.
— Как это — ничей? — удивленно взглянула девочка на него.
— Да так вот, ничей, и все тут. Сирота, — буркнул Сережка, закидывая сумку через плечо.
— А откуда идешь? — спросила девочка и стала собирать дрова.
— Издалека. Немцы деревню сожгли. Один я остался теперь. Вот и иду к тетке в Нелидово, — пояснил Сережка.
Он взглянул за ворота и в конце улицы увидел немца, который быстро шел в его сторону.
Сережка кинулся в сени, девочка с охапкой дров поспешила за ним. И когда она вбежала на крыльцо, Сережка шепнул: «Молчи», закрыл за ней дверь и задвинул засов. Войдя в избу, девочка кинула дрова около печки, подбежала к окну. Мимо прошел немец.
Сережка из-за плеча девочки тоже наблюдал за ним, и ему даже показалось, что это тот самый фашист, которого увидел в доме на краю деревни.
— Он что, тебя ищет, что ли? — спросила девочка.
— Кто его знает.
— Чего же ты испугался его?
— Я давеча в один дом постучался. А немец увидел меня и к себе звать стал. Ну я и убежал.
— Нюра, отойди от окна, — окликнул девочку тихий женский голос.
Сережка оглянулся и увидел лежавшую на койке женщину, укрытую под самый подбородок пестрым лоскутным одеялом.
— Кто это? — спросил он шепотом девочку.
— Мамка моя. Болеет она. Доктора у нас в деревне нет, лечить некому, к немецкому лекарю не пойдешь.
— Давно у вас немцы стоят? — будто невзначай, спросил Сережка.
— Да уже пять дней как налетели. Раньше-то только проездом на больших машинах. У тех на рукавах белый цветочек пришит был.
— А сейчас много их у вас?
— Десять машин грузовых. Машины все крытые и размалеванные пестро.
— Это, видать, саперная часть к вам наехала, — с видом знатока сказал Сережка.
— Нет, не саперы, — возразила Нюра. — Дядя Василий сказал, что это каратели. Они все с автоматами и пулеметами. Пушка у них. Люди между собой говорят, что немцы в лес пойдут. Против партизан воевать будут.