Красный берег
Шрифт:
Так что же за люди жили на месте нынешней «краснобережной» деревни Ивановки (название явно «молодое»), следы древней культуры которых удалось мне обнаружить? Неподалёку от деревни, на возвышенном берегу реки, называемом в той местности «угор», на самой верхней точке этого угора есть полянка, окруженная лесом. Поляна эта, смею предположить, искусственного происхождения, то есть когда-то на самой макушке угора деревья были специально вырублены. Посреди поляны и сейчас лежит огромный камень, именуемый в народе «Марьин камень».
Само по себе то, что камень имеет название, уже говорит о
Исходя из географии места, очевидно, что камень на гору был поднят от реки, где, кстати, подобные камни-валуны, наследие ледника, находятся в изобилии…»
Далее шли размеры камня, ещё некоторые данные и размышления автора… Сейчас, перечитывая статью, он видел её недостатки – многословие, неточность… И всё же – напечатали ведь! Сажин зачем-то поднёс газету к самому лицу и… с наслаждением вдохнул запах типографской краски.
Ирина спала, по-детски подложив ладони под щеку, подогнув ноги, обтянутые серой шерстяной юбкой. Иван достал из чемодана плед, укрыл жену и сел рядом с нею…
Ольга, сестра Ирины, и Константин Сергеевич Маринов, её муж, пехотный офицер, встречали Сажиных на перроне вокзала. Сёстры обнялись. Мужчины пожали руки. Носильщик с бородой-лопатой и тусклой бляхой на тёмно-синем фартуке уложил на тележку вещи приезжих и деловито покатил к выходу с перрона.
Рядом разгружался санитарный поезд. Медбратья – молодые ребята в военной форме с крестами на фуражках – несли носилки, ходячие раненые – с подвязанными руками, забинтованными головами – шли сами. Пожилой солдат подпрыгивал на одной ноге, едва опираясь на вторую, его поддерживала сестра милосердия – тоже пожилая, с грубоватым лицом. «Ой, полегче, сестрица, ой, полегче…», – тихонько причитал солдат.
Сажины и Мариновы замолчали…
Привокзальная площадь наполовину была заставлена санитарными каретами.
Носильщик, едва протолкав тележку к их экипажу, пристроил вместе с кучером багаж, принял плату от Константина Сергеевича, «Благодарствую», – буркнул и пошел обратно к перрону, откуда всё несли и несли, вели и вели раненых…
Иван Андреевич тревожно поглядывал на жену, но Ирина, на удивление, держалась сейчас спокойно.
А город встречал образом тихой жизни: ухоженной зеленью, спокойными прохожими, вывесками магазинов и лавок…
Вскоре подъехали к простому, но при этом просторному двухэтажному деревянному дому, отделённому от улицы невысоким забором, за домом виднелся
– Как хорошо у вас, Оля! Как спокойно…
На крыльцо, громко хлопнув дверью, выскочили мальчик и девочка:
– Мама, папа! Тётя, дядя!..
– Серёжа, Катя, переобуться-то… – не поспевая за детьми, вперевалочку шла старая няня…
После обеда женщины с детьми гуляли в саду. Мужчины курили в кабинете.
– Между нами – несколько дней назад состоялась встреча командующих фронтами. Были все, кроме Корнилова. Но его-то и назвали будущим Верховным… – Константин Сергеевич рассказывал свежие петроградские новости. Он лишь третьего дня приехал из столицы, где лежал в госпитале, а теперь находился в отпуске.
– Как? – недоуменно взглянул на него Сажин.
– Да-да. Нужно быть готовым к смене формы правления…
Вечером ездили в театр. Местная труппа давала «Вишневый сад».
– Не стук топора по стволам, за сценой, а стрельба и «Марсельеза» должны бы слышаться в конце пьесы по сегодняшнему-то дню, – сказал вдруг Сажин, когда вышли из театра (до дома решили прогуляться пешком).
Константин Сергеевич промолчал в ответ.
– Иван… – укоризненно вздохнула Ирина, беря мужа под руку.
– А я верю, что все будет хорошо, – сказала Ольга, тоже беря мужа под руку. – Иначе, без веры в хорошее – как и зачем жить?..
В недалёком городском саду играл военный духовой оркестр. Тревожная музыка вальса наплывала и волновала…
И в сумерках уже не заметил Иван Андреевич, как прикусила губу жена, едва сдерживая слёзы, только почувствовал, как сжала она его запястье…
4
В Питере Потапенко оказался лишь к осени (задержался в Москве, где ему изготовили новый «чистый» паспорт на фамилию Поздняков; Иваном Алексеевичем, правда, остался).
Ещё в августе в Петрограде были арестованы тридцать членов ЦК РСДРП. Всё руководство рабочим движением практически перешло в руки Выборгского комитета, членом бюро которого и стал в январе семнадцатого Иван Алексеевич Поздняков…
Утро было хмурое, всю ночь валил мокрый снег, и сейчас не переставший и переходящий временами в холодный дождик. Поздняков подошёл к проходной завода «Рено». Полицейский с кобурой на боку, стоявший под фонарным столбом неподалёку, дёрнулся в его сторону, хотел окликнуть, но незнакомый ему коренастый мужчина в кожаном картузе и драповом пальто уже прошёл на территорию завода. Причём, и время неурочное – все рабочие и служащие уже прошли. Полицейский всё же спросил у дежурного на проходной:
– Это кто? Чего-то я не помню?
– Свои, Сергеич, – с ленцой ответил дежуривший толстый мужик. И добавил, – инженер новый.
Полицейский глянул на круглые часы над проходной, минут через десять должен подойти казачий разъезд. Хоть казаки не больно полицию любят, а всё же с ними надёжней в случае чего… А случиться может, что угодно. О забастовке опять вон толки идут. И о чём начальство думает – по одному тут выставляя…
Поздняков прошагал за встретившим его у проходной парнишкой лет семнадцати в ремонтно-механический цех.