Красный флаг над тюрьмой
Шрифт:
Думая о памятнике Ленину, Миша не мог остановить воспоминаний. В ушах звучал и повторялся вопрос, который ему задала Тамара, когда ее впервые в жизни повели с цветами "к Владимиру Ильичу".
— Папа, а Ленин был на самом деле, или это сказка?
И слышались голоса из толпы, наблюдавшей, как пионеры, в белых рубашечках, стояли на дожде 7-го ноября при знамени, над морем низверженных цветов в почетном карауле "у Ленина":
— Детей тоже не пожалели!
— Тут денег на пять тысяч! Мне бы на год хватило для детей.
— А сам-то Ленин запрещал всю эту свистопляску
Советское правительство выбрасывало на гранит и мрамор миллионы, а у ломбарда день-деньской никли очереди. Люди жили в подвалах и на чердаках. Миша знал женщину, которая 9 лет прожила в подвале на улице Кирова № 39. Со стен текло, пол прогнил, она жила. Знал учителя, который 14 лет жил в доме, признанном "аварийным". В дом не проводили газ и теплую воду, туалеты находились во дворе, воду носили из колодца. Осенью 1971 года редакция попросила Мишу съездить, посмотреть, чем можно помочь людям на острове Ранкас. Он поехал и увидел город бараков. Потолки были зелеными от мха, в щели полов проваливались дети. Электричество было отрезано — электросеть не хотела отвечать за проводку в гнилых строениях, а все бараки были гнилые.
Деньги уплывали на памятники и цветы, а в школах занимались по три смены. И не в одной какой-нибудь, а во всех решительно. У правительства не хватало денег для новых школ, поэтому в каждом классе сидели по 40 учеников.
Миша стоял на углу улицы Ленина и Бульвара Райниса, а мимо него несся поток автомобилей, принадлежавших частным лицам. В потоке преобладали новые "Жигули", про которые все и каждый знал, что это — "Фиат" советского производства, только за рубежом он стоил не больше 1800 долларов, а тут — 5900 рублей или шесть с половиной тысяч долларов. В "Жигулях" сидели хорошо одетые мужчины и женщины, из многих машин выглядывали собаки.
— Если бы я увидел собак в автомашинах в буржуазной Латвии, я бы кричал и потрясал кулаками: "Буржуи! Сволочи! Потешают собак, когда столько людей перебиваются с хлеба на воду!"…
По улице проходили женщины с авоськами, набитыми морковью и картофелем, шли инвалиды на одной ноге, старушки тащили на спине внучат; вся эта публика покорно ждала затем на остановке троллейбусов, чтобы спрессованно уехать к себе в районы новостроек — на улицу Дартас или Буллю. Сотни катались в собственных машинах, сотни тысяч и думать не могли о такой роскоши.
— Слава богу, у меня нет автомобиля! — сказал мне Миша. — При нашей технике обслуживания, когда на весь миллионный город только одна станция автосервиса, и та без запчастей, если не дашь "на лапу", легко ли иметь авто? Сегодня они едут, три дня потом пролежат под машиной. И откуда я знаю, что послезавтра скажет очередное политбюро? Сталин поощрял частный автомобилизм, Хрущев объявил его буржуазным пережитком и отбирал машины в таксопарки. Кто знает, что решит новый башибузук, который сядет на престол после очередного внеочередного съезда партии?!
7
В коридорах ОВИРа стояла табачная прохлада, линолеум сверкал
— Ну, что у вас?
Миша не знал имени и отчества женщины, заговорившей с ним, но она была тут в ОВИРе постоянным клиентом. Он ответил:
— Вот стою в списке, номер 5.
— А мне так они не дают! Говорят, ждите 7 лет! Сын служил в авиации… Нет, я еще раз пойду к Кайе, я скажу ему — пускай меня направляют к Косыгину!
— Кайя к Косыгину не направляет. Поезжайте сами, только разговаривать в Москве не с кем. Я ездил, — сказал молодой человек в кожаной куртке.
— Вы уже нашли деньги?
Миша развел руками.
— Слушайте, голландцы дают! Мне один человек под честное слово рассказал, одному дали 15000!
— Знаю! — сказал молодой в куртке. — Райхману. Так я — Райхман. И дали мне шиш. Чтобы попасть к голландцам, надо иметь визу. А визу купишь только, если уплатишь за диплом.
— Это они здорово придумали! — весело заявил мужчина, курчавый головой, шеей и руками, как плюшевый мишка. — Обложили, что волков красными флажками.
— По Москве ходит письмо какого-то Перельмана, он призывает, чтобы не платили, чтобы отказывались от виз. Пускай они отменят выкуп.
— У него есть разрешение?
— Не знаю.
— Так пусть он сидит и ждет. А мы-то как попались! Вы слышали, чтоб где-нибудь закон имел обратное действие? Даже в СССР нет. А для нас имеет. Я подавал документы 10-го июля, когда никакого выкупа не требовали! Как я теперь могу оставаться, если меня с работы — фьють, с очереди на квартиру — фьють, из профсоюза — тоже?! Не-ет, тут уж разбивайся, но уезжай.
— Давайте, скажите, как разбиться! Вы слышали про Лондонский конгресс? Собрались евреи из 12 стран, решили: никаких фондов выкупа, никаких долларов за евреев! И правильно. Нельзя поощрять работорговлю. Но мы-то влипли! О нас, кто подумает? Ей-богу, Голда могла бы подумать о нас, может таких человек 200 на весь СССР, кто подавал документы до, а получил разрешение после закона о дипломах!
Отворилась дверь, обитая дермантином, выглянула молодая, симпатичная лейтенантша:
— Граждане! Вы мешаете!
— А что нам делать? Молчать, когда нас раздевают?!
— Если у вас нет денег на отъезд, значит ваше решение уехать было ошибочным. Я бы давно ввела уплату за дипломы!
— Вот как? Вы нас так любите, что не хотите отпускать?
— Что ты привязываешься к лейтенанту? Она имеет свое мнение, мы — другое.
— Конечно! — сказала лейтенант. — У вас мнение, что вас ограбили. А мы что должны думать? Вас тут растили, учили бесплатно, мы все платим за это налоги, а вы поедете служить капиталистам?