Красный Лог
Шрифт:
Самым сложным и увлекательным делом оказалось общение с лошадьми, а их было шесть разномастных, больших и сильных, не всегда покладистых и смирных животных. Норовистый, непредсказуемый Воронок, скачущий галопом к водопою, внезапно мог остановиться как вкопанный, и седок летел через голову, рискуя покалечиться, кубарем на землю. Пожилая, рыжая с проседью Ломиха входила по брюхо в воду с седоком, не торопясь, со свистом цедила сквозь зубы прохладную влагу, а затем медленно заваливалась на бок, желая притопить «помеху» на спине. Или гнедой Красавчик с густой гривой и стриженной челкой, махнашками вокруг казанков и копыт, всегда норовил зайти спереди и лягнуть лошадь в грудь или куснуть молодыми зубами то за ногу, то за плечо… А еще была в конюшне одна лошадка белой масти, трехлетняя резвая кобылка Красавица, которая вынюхивала у всех подошедших ладони в поисках корочки хлеба, и часто ее находила. Эту ласковую и умную лошадку конюх Тольша запрягать не давал, жалел ее и
В конце очередного рабочего дня, искусанные слепнями, поджаренные лучами солнца, пропотевшие и уставшие до чертиков, мы распрягали лошадей, садились верхом без седел, а иные пешком и устремлялись к спасительному пруду, где вволю купались, поили лошадей, заботливо их мыли, терли, затем стреноживали и отпускали на ночь пастись на лугах вокруг воды. Мы, уже не сговариваясь, продолжали заниматься приятным знакомым делом – варить «шулюм»; кто-то с удочками садился на берегу и сноровисто тягал карасей одного за другим, другие таскали хворост для костра, кашевар ставил котел, чистили старую картошку и рвали полевой лук, он же звался чесноком. За веселым ужином припоминали курьезы рабочего дня, при этом сгущая краски и привирая, добродушно подначивая друг-друга; когда луна выкатывалась на небо, сытая ребятня удобно располагалась вокруг костра на прогретой солнцем поляне. Июльская ночь зажигала на бездонном, черном небе тысячи сверкающих звезд, все вокруг торжественно замирало и засыпало, лишь неутомимые кузнечики продолжали свой стрекот да где-то недалеко, изредка фыркая, хрумкали сочной травой работяги-лошади, серыми тенями медленно передвигались по лугу, в такие моменты человек становился серьезным и задумчивым, не хотелось болтать по-пустому, или чудачить, мир священной тишины входил в тебя и ты растворялся в нем, становясь частью этого мира.
О чем думали мальчишки, широко раскрыв глаза и разглядывая загадочное, бездонное небо? Мы вряд ли узнаем, но можно все-таки предположить, что тогда они были наполнены тихим счастьем… Затем все неспешно направлялись к бревенчатому строению, бывшему складу, а теперь нашему ночлегу с деревянными нарами вдоль стен, чтобы крепко уснуть до утра «без задних ног». Какое это счастливое, безоблачное время было тогда, время нашего уходящего детства и взросления. За это памятное лето мы как-то неожиданно подросли, загорели и окрепли, поняли, что кроме веселых забав и шумных игр существует напряженный, тяжелый человеческий труд в коллективе, где надо научиться понимать друг друга, считаться с мнением других. На заработанные деньги каждый купил то, о чем мечтал, я же долго потом щеголял в сером демисезонном пальто классического кроя и гордился своим первым в жизни приобретением.
В середине шестидесятых мы впервые услышали слово «Битлз», толком не понимая его значения и лишь предполагая, что это музыканты из-за «бугра», причем, запрещенные, у одного продвинутого меломана, имевшего магнитофон, что было редкостью по тем временам, мы услышали эти песни, – энергичные, ритмичные, будоражащие воображение. Но пели они и песни лирические, с красивой мелодией, даже чувственные, мы догадывались – это про любовь. Затем стали появляться пластинки на «костях» (рентгеновских пленках) для проигрывателей, которые немного расширили познавательный круг интересов, – словом «Битлз» стал предметом нашей охоты. Одновременно молодые умы и сердца стал занимать певец Владимир Высоцкий, которого все считали исключительно своим парнем, он входил в наши дома через записи-перезаписи магнитофонных пленок, в домах у людей стали появляться проигрыватели, радиолы, спидолы и даже телевизоры, правда, сначала с маленьким черно-белым экраном и всего двумя программами. Наши замечательные, любимые радио и телевидение знакомили нас постоянно с новыми именами советских и эстрадных певцов, ставших кумирами: Гелена Великанова, Лариса Мондрус, Иосиф Кобзон, Эдита Пьеха, Майя Кристалинская, Эмиль Горовец, Карел Готт, Владимир Трошин, Лев Ухнарёв, Анна Герман, Аида Ведищева, Галина Ненашева, Эдуард Хиль, Валерий Ободзинский, Вадим Мулерман, София Ротару, Владимир Макаров, Олег Анофриев, Муслим Магомаев… и, конечно, всем было интересно как одеваются, что носят кумиры в СССР и за «бугром»?
Возвращаясь в прежний период, важно помнить, что в 1957 году в Москве проходил Первый Всемирный фестиваль молодежи и студентов, на который прибыли представители всех континентов, народов, культур земного шара. Люди фотографировались, обменивались сувенирами, деталями одежды, костюмов, платьями, украшениями… Несколько недель все средства массовой информации освещали это грандиозное, многокрасочное, карнавальное и разноязыкое событие: на молодежный форум были направлены лучшие представители студенчества всех регионов, Республик и областей СССР.
Участницей фестиваля стала и студентка медицинского училища, наша соседка, жившая на улице Горняцкой Галя Табакова, умница и красавица,
И, конечно, девчонок и мальчишек, предпочитающих новый стиль, окрестили «стилягами», за ними буквально началась охота в лице дружинников, комсомольских патрулей и различных рейдов по общественным местам – кинотеатрам, танцевальным залам, клубам, Домам культуры, паркам, где их унижали, позорили, стригли наголо, составляли акты, штрафовали… Война эта носила непримиримый острый характер, где победителей не было, но был ярко выраженный вызов обществу и бессмысленные, запретительные акции партийных органов, которые явно не могли победить в силу подлых тактических приемов в виде комсомольских и партийных собраний, где применялись чаще карательные меры (выговор, выговор с занесением, исключение, различные лишения, осуждения через доску позора, стенгазету, средства массовой информации и другие ухищрения, и вдруг; эта идеологическая кампания преследований «стиляг» также внезапно прекратилась, как и началась. Молодежь с облегчением вздохнула и уже свободно одевалась кто во что горазд, сообразно своим вкусам, пристрастиям, а главное – возможностям, что не вызывало в обществе возмущений, протестов или партийных истерик и желания клеймить заблудших.
В начале шестидесятых Дома культуры, выстроенные для шахтеров, сверкали красотой портиков и фасадов, архитектурной лепниной и скульптурами, белоснежными колоннами, а на площадях перед «Кировцем» и «Ленина» были сооружены гранитные фонтаны, где всегда любили собираться и взрослые, и дети. А вот скромный клуб «Комсомолец» был деревянным одноэтажным зданием, как говорится «без претензий», но именно здесь играл замечательный эстрадный оркестр, куда в выходные дни устремлялись толпы молодежи на танцевальные вечера. Оркестр мог с листа играть любую тему или песню, исполняя наизусть по заказу десятки репертуарных произведений: особый восторг вызывали саксофонисты – «тенор» и «альт» братьев Алика и Андрея Веберов, да и трубы, тромбон, особенно ударник играли вдохновенно и виртуозно. Где удалось «Комсомольцу» собрать таких мастеровитых музыкантов, обеспечить их импортными музыкальными инструментами (чего стоили одни только чехословацкие саксофоны, инкрустированные под золото, а ударная установка, сверкающая как новогодняя елка с обтянутыми пластиком барабанами?!) для всех оставалось загадкой, но оркестр этого скромного очага культуры, которым руководил Виктор Тетерин считался лучшим в городе.
Любознательная молодежь осваивала активно все танцевальные площадки и Красного лога, и города в целом. Однажды небольшая ватага забрела в ДК «Кировец», и после танцев один из парней решился проводить местную девушку домой, – лучше бы он этого не делал… Их встретила и обступила орава местных, многие были под кайфом, в руках одного ухаря блеснуло лезвие ножа… девушка спасла провожатого от неминуемых последствий наезда, изрядно помятый он ретировался под свист разнузданной компании и спасался бегством.
Весть о ночном инциденте облетела Лог… кировские беспредельщики, толпой на одного, да еще с пиковиной, обнажил и стал писаться, фраериться, а это уже «западло», это нарушение понятий, закона, это уже не пацан, а «баклан», – значит, надо наказывать по справедливости, – решил сход старших парней Лога.
Следующим вечером парламентеры посетили фонтан у ДК и там забили кировским «стрелку» на субботу, на банный день. Готовились тщательно и серьезно, чистили ружья и обрезы, доставали и покупали патроны «бекасины» с мелкой дробью на птицу, иные мастерили сабли из обручей, снятых с бочек, были и цепи, и увесистые палицы. Многие запаслись шахтерскими касками, кои были почти в каждом шахтерском доме, для защиты от дроби противника. Старшина отряда двадцатилетний Вовка Достовал объявил время сбора, но запретил являться тем, кому нет шестнадцати, и тогда бойцы-новобранцы смекнули, что будет серьезная «заруба».