Красный лорд. Невероятная судьба революционера, замнаркома, флотоводца, редактора, писателя, дипломата и невозвращенца Фёдора Фёдоровича Раскольникова
Шрифт:
Все, кто находился в комнате, с одушевлением отозвались на слова Каменева и аплодировали всё время, пока Ленин шёл к балконной двери…»
Практически сразу же после возвращения Владимира Ильича из-за границы в Россию Фёдор Раскольников находился на его стороне, а рождённый им в эти дни афоризм ещё долго был в советской истории крылатым. «Кратчайшая линия от февраля к Октябрю – есть Ленинская прямая», – произнёс как-то Фёдор Фёдорович после прослушания одной из речей Ильича, и эта его фраза легла на сердце каждому, кто принял революцию в России.
Глава вторая
С
16 мая случилось непредвиденное – Кронштадтский Совет по предложению фракции беспартийных вынес резолюцию о том, что должность назначенного Временным правительством комиссара отныне упраздняется и Совет берёт всю полноту власти в свои руки. Большевистская фракция (правда, в отсутствие Раскольникова и его друга Рошаля) тоже голосовала за это предложение, вызвавшее бурное ликование кронштадтцев. Но совсем иную реакцию это постановление вызвало в правительственных кругах, у руководителей соглашательских партий. Буквально на следующий день на страницах буржуазных и эсеро-меньшевистских газет появились сенсационные сообщения об «отделении Кронштадта от России» и о «воцарившейся там анархии».
Позже Раскольников в своей книге «Кронштадт и Питер в 1917 году» писал об этом: «18 мая, к нам совершенно неожиданно приехал член ЦК партии большевиков молодой рабочий Григорий Фёдоров. Посещение цекистов было для нас вообще большим событием. В данном же случае прибытие Фёдорова без предварительного извещения являлось совершенно необычным.
– Что у вас тут произошло? В чём дело? Что означает создание Кронштадтской республики?.. ЦК не понимает и не одобряет вашей политики. Вам обоим придётся поехать в Питер для объяснения с Ильичом, – объявил Фёдоров мне и С. Рошалю.
Посоветовавшись, мы пришли к выводу, что Семёну Рошалю необходимо остаться в Кронштадте, а в Питер поеду я.
Быстроходный катер доставил меня вместе с Г. Федоровым к Николаевской набережной, и через некоторое время мы уже стучались в дверь редакционного кабинета «Правды», помещавшейся тогда на Мойке.
– Войдите, – послышался хорошо знакомый отчётливый голос Ильича.
Мы отворили дверь. В. И. Ленин сидел, вплотную прижавшись к письменному столу и низко наклонив над бумагой голову. Нервным почерком бегло писал очередную статью для «Правды».
Закончив писать, он положил ручку в сторону и бросил на меня сумрачный взгляд исподлобья.
– Что вы там такое наделали? Разве можно совершать такие поступки, не посоветовавшись с Цека? Это нарушение элементарной партийной дисциплины. Вот за такие вещи мы будем расстреливать…
Я начал с объяснения, что резолюция о переходе власти в руки Кронштадтского Совета была принята по инициативе беспартийных.
– Так нужно было их высмеять, – перебил меня Ленин. – Нужно было им доказать, что декларирование Советской власти в одном Кронштадте, сепаратно от всей остальной России, это утопия, это явный абсурд.
Я указал, что в момент решения данного вопроса руководителей большевистской фракции не было в Совете. Потом детально описал Ильичу, что, по существу, в Кронштадте положение всё время было таково, что всей полнотой власти обладал местный Совет, а представитель Временного правительства, комиссар Пепеляев, не играл
– Мне всё-таки непонятно, зачем понадобилось подчёркивать это положение и устранять безвредного Пепеляева, по существу служившего вам хорошей ширмой? – спросил Владимир Ильич.
Я уверил товарища Ленина, что в наши цели не входит образование независимой Кронштадтской республики и наши намерения не идут дальше избрания Кронштадтским Советом правительственного комиссара из своей собственной среды.
– Если мы вообще выдвигаем принцип выборности чиновников, – говорил я, – то почему нам частично, когда это возможно, не начать делать сейчас? Конечно, выборный комиссар не может быть большевиком, так как ему до известной степени придётся проводить политику Временного правительства. Но почему не может быть выборного комиссара вообще? Всегда найдётся честный беспартийный, который мог бы выполнить такую роль. Почему мы, большевики, должны бороться против принципа выборности комиссара, если того желает большинство Кронштадтского Совета?
Мои объяснения, видимо, несколько успокоили Ильича. Его выразительное лицо мало-помалу смягчалось.
– Наиболее серьёзная опасность заключается в том, что теперь Временное правительство будет стараться поставить вас на колени, – после короткого раздумья медленно и выразительно произнёс Владимир Ильич.
Я обещал, что мы приложим все усилия, дабы не доставить триумфа Временному правительству, не стать перед ним на колени.
– Ну хорошо, вот вам бумага, немедленно пишите заметку в несколько строк о ходе последних кронштадтских событий, – примирительным тоном предложил мне Ильич.
Я тут же уселся и написал две страницы. Владимир Ильич сам внимательно просмотрел заметку, внёс туда несколько исправлений и отложил её для сдачи в набор.
На прощание, пожимая мне руку, он попросил передать кронштадтским товарищам, чтобы в следующий раз они не принимали столь ответственных решений без ведома и предварительного согласия ЦК. Разумеется, я с готовностью обещал дорогому вождю строжайшее соблюдение партийной дисциплины. Владимир Ильич обязал меня ежедневно звонить по телефону из Кронштадта в редакцию «Правды», вызывать к аппарату его самого и докладывать ему важнейшие факты кронштадтской политической жизни.
С облегчённым сердцем я возвращался в Кронштадт. Было приятно, что Ильич в конце концов примирился с резолюцией Кронштадтского Совета, хотя и опасался, что Временное правительство заставит нас капитулировать, что мы будем вынуждены с позором взять свою резолюцию назад. Любопытно, что товарищ Ленин совсем не настаивал на отказе от резолюции. Он не хотел нашего отступления…»
Вскоре после этого инцидента Раскольников, с согласия Ленина, возглавил делегацию кронштадтцев, которая побывала в Выборге, Гельсингфорсе, Або и Ревеле. Выступая на городских площадях, на заседаниях Советов, на кораблях и в казармах, он рассказывал правду о Кронштадте, призывая моряков к защите революционных завоеваний. Эта поездка сыграла немалую роль в большевизации Балтфлота и ближайших к Петрограду гарнизонов.