Красный падаван
Шрифт:
Иосиф Виссарионович повернулся к нему, покачивая мундштуком трубки, как указательным пальцем:
— Почему у вас возникают такие сомнения?
По интонации, с которой был задан этот вопрос, опытный царедворец почувствовал, что угодил в больное место. Ступать следовало предельно осторожно.
Он собрался с мыслями.
— Если рассуждать чисто прагматически, надо оценить расход наших ресурсов и сравнить его с выгодой, которую мы получаем или можем получить в сложившейся ситуации.
— Ресурсов?
— Ресурсов,
— Союзники утверждают, что готовы обеспечить снабжение своими грузовыми челноками, практически в любом потребном объёме и невзирая на воздушное сопротивление противника.
Берия помедлил.
— Я не знаю, какой объём подразумевает Вейдер, но сомневаюсь, что их авиация окажется в состоянии обеспечивать более дивизии. И то… это во-первых.
— Даже дивизия в глубоком тылу врага — это немало. Тем более что товарищ Шапошников предлагает пополнять личный состав за счёт окруженцев. Что во-вторых?
— Во-вторых, товарищ Сталин, — решительно сказал Берия, — я не верю в способность союзников противостоять немецкой авиации. С наших аэродромов до Белоруссии дотянуться будет невозможно, тут мы им ничем не поможем. А в тылу полосы строить, нормальные, с наземными службами — это маниловщина, извините.
Он перевёл дух.
— Да и будь у нас площадка — из чего воздушную армию формировать? Рычагова и Шахурина слушали ведь вчера буквально, нет сейчас ни самолётов, ни лётчиков. Нет, товарищ Сталин, из чужого тыла коридор не пробьёшь.
— Союзникам коридор не нужен, — заметил Иосиф Виссарионович, усаживаясь за стол напротив наркома, — у них вся авиация с возможностью вертикального взлёта и посадки и без ограничения по потолку.
— Так всё равно придётся выгрузку прикрывать, — кивнул Берия. — «Тень» немцы в воздухе сбили — что им помешает транспортный челнок сбить?
— Размеры, Лаврентий, размеры, — сказал Сталин, подтягивая к себе тонкую кожаную папку, — по словам товарища Вейдера, длина фюзеляжа имперского грузовика составляет восемьдесят пять метров.
Число это Берию поразило. Так, у ДБ-3 фюзеляж — пятнадцать метров, у ТБ-7, знаменитой петляковской восьмёрки, — двадцать четыре. Какой же размах крыльев должен быть у этих космических грузовиков?
— Это не всё, — произнёс внимательно следивший за реакцией собеседника Сталин, протягивая наркому лист бумаги, — у наших машин фюзеляж вытянутый, узкий, а тут — посмотри.
— Утюг, — охарактеризовал облик машины поражённый Берия, — или даже кирпич.
— Утюг, — согласился Иосиф Виссарионович, — и кирпич. И почти весь внутренний объём — грузовой отсек.
— И крыльев нет?.. Хотя реактивное движение ведь в крыльях не нуждается, всё верно.
— На машине установлены две крупнокалиберных автоматические пушки и восемь пулемётов. Каждый транспорт может нести четыре тяжёлых танка и четыре лёгких.
— Невероятно, — произнёс совсем уж добитый Берия, — так мы и тяжёлое вооружение сможем перебрасывать?
— Я тоже сперва не поверил, — подтвердил Сталин, наслаждаясь эффектом, — товарищ Вейдер передал изображения через Прокси.
— Иосиф, — наконец оторвался от рисунка Берия, — зачем мы им? С такой техникой они могут разбить любую земную армию.
— Не могут, Лаврентий, не могут. У них жёсткий некомплект личного состава. Даже покорив какое-либо государство, они не сумеют достаточно быстро обеспечить себя ресурсами для ремонта корабля.
— Зачем спешка?
— У них — там — тоже война. То ли уже идёт, то ли намечается. «Палач» остро необходим их руководству.
Наркому хотелось задать два вопроса, но он всё же остановился на более очевидном:
— Они могут запросить помощи у этой своей Империи?
— Для этого нужен курьерский корабль с двигателем для дальних перелётов.
— «Тень», — уверенно сказал Берия.
— «Тень», — согласился Иосиф Виссарионович, застёгивая папку с рисунками, — и других кораблей с такой возможностью у них нет.
Лаврентий Палыч нехарактерно замялся. Сталин наблюдал за соратником с хитрым живым интересом.
— Иосиф, — сказал наконец нарком, — если они не могут вернуться… ты не думаешь, что нам было бы выгоднее навсегда привязать их к себе? Не будет «Тени» — Вейдер не сможет связаться со своим руководством…
Он развёл руки и пошевелил пальцами, изображая неопределённые, но безграничные перспективы такой связи.
— А ты, Лаврентий? — спросил Сталин, наклоняясь вперёд.
— Что я? — удивился нарком.
— Ты бы хотел остаться один?
— Нет, конечно, — честно ответил Берия, задумавшись о Нино и сыне.
— Теперь представь, что ты остался один, но встретил людей — они обещали помочь, но вместо этого привязывают тебя на цепь.
Сорокадвухлетний нарком вспыхнул, как мальчишка, и вскочил из-за стола.
— Товарищ Сталин! — начал он.
— Сядь, Лаврентий, — сказал Иосиф Виссарионович, глядя в сторону.
Берия сел.
Помолчали.
— Иосиф, — тихо заговорил нарком, — война…
— Знаю, что война, — безразлично ответил Сталин.
Он тяжело поднялся из-за стола и снова размеренно зашагал по кабинету.
— Знаю, что война, Лаврентий. Но война — не повод совершать подлости. Напротив, война — возможность проявить лучшие человеческие качества. Война — возможность доказать, что наш народ обладает высоким человеческим разумом.