Красный падаван
Шрифт:
— Корпус… — с досадой откликнулся Маслов. — Что там от корпуса осталось? Рожки да ножки. Какой мы механизированный корпус, когда у нас танков нет?
— Танков обещают подкинуть, — заметил Рокоссовский, — надо только дорогу одолеть. Там сейчас партизанский лагерь разворачивают.
— Куда подкинуть, как? В окружение, через линию фронта?
Константин Константинович посмотрел ему прямо в глаза.
— Ты слышал разговор. Товарищу Сталину я верю.
С таким аргументом спорить было невозможно.
Начштаба замолчал. Мало ли, может, там в лесу на консервации пара
Генералы смотрели на карту, на тонкую красную линию, лихим загибом уводящую их на север.
Подумаешь — дорога.
— Ино ещё побредём, — сказал наконец Маслов, светлея ликом.
ГЛАВА 17
Доживём до понедельника
— Рентгеном просвечивали тоже, товарищ Сталин. Это именно полимер, пластмасса. Если там, допустим, и есть металлы, то, как говорится, в следовых количествах.
Сталин поднял тонкую пластину, снова посмотрел сквозь неё на лампу. Пластина как пластина. Полупрозрачная. Внутри, если присмотреться, как будто сотканная из плотно спрессованных тончайших волосков. По форме — как половина пачки папирос, разве что потоньше. На ощупь — вроде твёрдого каучука.
Впечатления продукта высокой науки развитой звёздной цивилизации пластина не производила совершенно. Тем не менее было ясно, что требовать от земных учёных немедленно разобраться и воспроизвести инопланетную технологию — бессмысленно. Возможно, по-настоящему совершенное устройство и должно выглядеть… заурядно? Человеческий разум склонен поражаться лишь необычными явлениями; совершенство же естественно, ему нет необходимости блистать, бросаться в глаза. Главное — способность соответствовать поставленным задачам. Если прибор действительно обладает заявленной вычислительной мощью, то внешняя простота и миниатюрность должны расцениваться как достоинство.
«И все мы согласны, что тип измельчал красивой и мощной славянки».
Он покачал головой. Люди — не приборы, не механические винтики. Для людей малый рост достоинством не является. В царской России, в начале двадцатого века сорок процентов призывников впервые в жизни ели мясо в армии. Потому и мельчали «чудо-богатыри»: средний рост солдат русских уступал росту и немецких, и британских, и многих иных солдат. Советская власть сумела просто-напросто накормить Россию.
Теперь осталось советскую власть удержать: не выносит Европа, когда русские сыты.
Иосиф Виссарионович усмехнулся, покрутил в руках инопланетный прибор. С обоих торцов пластины виднелись небольшие углубления в материале, помеченные неяркими разноцветными точками.
— Это для обвязки, товарищ Сталин, — сказал Сифоров, внимательно следивший за манипуляциями.
— Обвязки? — переспросил Иосиф Виссарионович.
— Так точно, товарищ Сталин. Дело в том, что вот эта пластина — ещё не сам приёмопередатчик.
— Да, радиоламп не видно.
— А их тут и нет, — улыбнулся учёный, — прибор действительно электрический, но, как говорится, идея намного любопытнее.
Он поставил пластину на ребро, поближе к свету настольной лампы. Присутствующие, даже Сталин, подались вперёд, словно профессор объяснял
— Видите, в материале как бы такие ниточки, волоски? Это и есть электрические проводники.
— Такие тонкие? — восхитился Судоплатов.
— Это ещё не тонкие, — кивнул Сифоров, — это силовые: по ним электрический ток распределяется от источника питания. А вот уже электроэнергия питает более тонкие схемы, которые как раз и выполняют преобразования, модуляцию, да что там — вообще всё, что устройство должно делать.
Он посмотрел на Сталина:
— Это одновременно приёмник, передатчик и мощнейший табулятор в одной пластине, понимаете? Лампы никакие дополнительные уже не нужны.
— Зачем табулятор? — спросил Иосиф Виссарионович, откидываясь в кресле.
— Для обработки передаваемой информации, — начал перечислять учёный, — распознавания голосовых команд, допустим, кодирования сигнала… да, перехватить невозможно: сигнал автоматически кодируется.
Судоплатов посмотрел на Берию: поверить в подобное было сложно. Лаврентий Палыч кивнул разведчику — переданную союзниками документацию расшифровывали люди наркома. Работы был ещё непочатый край — слишком различались технологические культуры двух цивилизаций; кроме того, документация явно выглядела неполной — но и то, что уже успели перевести, производило впечатление чуда. Взять хоть эти сверхтонкие проводники…
— А изоляция как же? — спросил Судоплатов. — Есть проводники — должна быть изоляция.
— Материал пластины служит одновременно и проводником, и диэлектриком, — с дидактическим восторгом объяснил Сифоров, — и внутри все составляющие схем сформированы таким же образом.
Присутствующие помолчали, осмысляя.
— Диалектически вполне разумно, — признал наконец Сталин, — но как конкретно достигается такой результат? Они наращивают пластину слой за слоем?
Учёный помотал головой.
— Никак нет, товарищ Сталин. Они пластины печатают.
Он на мгновение затих, наслаждаясь эффектом, но Берия кашлянул, и театральную паузу пришлось прервать.
— Они берут практически любой источник углеводорода — нефть, спирт… да хоть дерево — и помещают в особую формовочную машину. Да, добавляют кое-какие компоненты, но это надо уже, как говорится, нашим химикам вопрос ставить.
Сталин кивнул, делая пометку в ежедневнике.
— Продолжайте.
— Да-да. Так вот, из этого сырья формируется пластическая масса — термопластичный полимер. Такие материалы при нагревании, как говорится, только размягчаются. А термореактивные, наоборот, разрушаются, то есть необратимо.
— Не отвлекайтесь, товарищ Сифоров, — напомнил Берия.
— Да… Значит, этот термопластичный полимер нагревают, прикладывают определённое воздействие — мы пока не разобрались, какое конкретно, — и в материале часть молекул обретают свойство электропроводности, а прочие остаются диэлектриками. Вот, допустим, схема и готова. Около десяти минут.
— И это всё? — с недоверием уточнил Судоплатов.
— Практически. На выходе получается такой большой толстый лист полимера. Его надо разломать по линиям.