Красный сад
Шрифт:
Большие фермы, окружавшие город, позакрывались, поля стояли голые, амбары пустые. Еда, если не была выращена своими руками, стоила немыслимых денег. Даже в маленьких городах, таких как Блэкуэлл, говядину и масло отпускали по норме. Только что закончилась война, и множество молодых людей, которые в иное время работали бы на фермах, воевали за океаном. У тридцати горожанок мужья были в армии. Еще двадцать отдали по призыву сыновей. Очень немногие люди утруждали себя в то время приготовлением обедов из нескольких блюд, особенно не до обедов было тем, кто проводил на войну мужа или сына. В кофейне предлагали новое, победное меню, более простое и дешевое. Там сосредоточилось подобие ночной жизни города. Люди ложились спать раньше обычного, опасаясь
Ханне было тридцать пять лет. Молодая и симпатичная, она чувствовала, что еще не жила. Почему же ей тогда казалось, что жизнь закончилась? Ее сестра Азурина окончила курсы медсестер и уехала во Францию, где работала в военном госпитале. Азурина находилась в зоне боевых действий, не раз смотрела в лицо смерти, пробиралась по вязким полям к раненым и порой заменяла хирурга, профессии которого никогда не училась, потому что врачей не хватало. Она влюблялась в обреченных на смерть мужчин, проводила с ними страстные ночи и оплакивала одного да другим. «Может, у меня не будет другого случая прожить жизнь, — писала она Ханне. — Если не теперь, то когда же?»
Ханна, сидя по вечерам в гостиной, читала письма Азурины. Окна были распахнуты настежь, работал вентилятор, и все равно было нестерпимо жарко. На Ханне была рубашка, больше ничего. Свои длинные стройные ноги она опускала в таз с водой, чтобы охладиться.
«Зло можно победить только радостью, другого способа нет, — писала Азурина. — Забудь все, чему нас учили раньше».
От жары кожа у Ханны порозовела, светлые волосы она заколола. Колени были все еще испачканы красной землей после целого дня работы в саду. Ханна считала себя внешне непримечательной, особенно по сравнению с сестрой, но в минуты покоя ее лицо излучало сияние. Если бы кто-то увидел ее сейчас, проходя мимо дома и заглянув в окно, он понял бы, что она прекрасна. Но никто ее не видел, и она совсем не заботилась о впечатлении, которое производит. Ночные бабочки ударялись о решетку, убежденные, что летят в правильном направлении, не замечая тонкой сетки, которая преграждала полет. Ханне было их жаль. Ведь только круглая идиотка будет снова и снова биться головой о то же самое препятствие, даже не пытаясь что-то изменить. Идиотка, которой следовало бы оставить дом и отправиться в Париж, но она, похоже, прикована к этому саду и к этим стенам.
Ханна всегда сохраняла невозмутимость, словно камень. У нее была репутация более серьезной из двух сестер, она строго следовала своим правилам, держалась несколько чопорно. Однако люди любили ее. Она обладала сверхъестественной способностью чувствовать, кому требуется помощь, и в нужный момент являлась под дверью, держа в руках то, в чем человек нуждался более всего: горшок горохового супа, бутылку молока, теплое одеяло для больного ребенка, куст флоксов из своего сада. К концу лета запасы ее даров истощались, и ей нечего было давать соседям, кроме томатов. Их уродилось так много, что по ночам они падали с веток, которые клонились под их тяжестью. Удар помидоров о землю напоминал стук града, и соседи, жившие рядом, просыпались. Появилось поверье: если возле твоих дверей остановилась Ханна Партридж со своей плетеной корзиной, твое желание обязательно сбудется. А повелось это с того, что десятилетний Эрик Хильдегард нашел в траве кролика после того, как Ханна побывала возле его дома. Эрик всегда мечтал о ручном кролике и был безмерно счастлив, когда тот появился у самой двери. На следующий день отец построил для кролика загон в саду, и это, пожалуй, было самым-самым большим желанием Эрика, о котором он просто не догадывался: провести целый день вместе с отцом, строить дом для кролика, учиться, как работать молотком и пилой.
Мэй Джейкоб, чей муж Стивен служил в Бельгии и много месяцев не подавал вестей о себе, получила от него письмо в тот день, когда Ханна принесла ей полную корзину превосходных алых томатов, чтобы та наделала сока. На следующий день Мэй рассказала соседям, что положила письмо под
Ханна ничего не знала об этих разговорах, пока не решила прогуляться до таверны Джека Строу. В поисках места, где можно отдохнуть от жары, она дошла до окраины города, но даже за городом было душно. Таверна Джека Строу с темными окнами и длинной барной стойкой сулила прохладу. На Ханне были легкое платье и сандалии. Войдя, она выбрала место как раз под вентилятором, который свешивался с потолка. Отдышавшись, она заказала холодного пива.
— Как, ты не принесла мне помидоров? — пошутил бармен, Боб Келли. Они вместе учились в старших классах школы и состояли в дальнем родстве. Ханна год или два занималась с Бобом литературой. Он не мог написать сочинение даже под страхом смертной казни. Он был глух на одно ухо, поэтому его не призвали в армию.
— Значит, теперь мое желание не исполнится, — вздохнул Боб.
— В смысле? — Ханна решила заказать сэндвич с мясом, хотя обычно ела на обед только салат. Она вдруг поняла, что проголодалась. Весь день проработала в саду, поесть забыла, перебивалась холодным чаем, помидорами и мороженым на палочке. Консервирование томатов, приготовление чатни и соуса занимали все ее вечера на этой неделе. Краснота из-под ногтей не вымывалась, подушечки пальцев были обожжены.
— Если человек поест помидоров из твоего сада, его желание исполнится. Так, по крайней мере, мне говорили, — пояснил Боб.
Они рассмеялись. Ханна распустила волосы и выглядела хорошенькой.
— Люди такие фантазеры, — пожала она плечами. — Верят чему попало. Если это правда, почему же не исполняется мое желание? Я на этой неделе съела вагон помидоров.
— Чем труднее времена, тем легковерней люди, — высказал предположение Боб. — От Азурины есть известия?
Половина мужчин их города в то или иное время была влюблена в Азурину, и Боб не избежал этой участи.
— Спасает человечество, — ответила Ханна. Она жутко скучала по сестре.
— Бьюсь об заклад, что она будет говорить по-французски, когда вернется, — с тоской сказал Боб.
— Ты думаешь, что моя сестра вернется? — Ханна рассмеялась. Она доела сэндвич, допила пиво и пошла к выходу. Дома ее ждет одуряющая жара. — Неужели можно уехать из Парижа, чтобы вернуться сюда?
В Блэкуэлле решили провести ежегодный Праздник основателей города, несмотря на то что многие уроженцы Блэкуэлла уехали воевать за океан и еще не вернулись. На Ленточном лугу возвели сцену. Каждый год местный театральный кружок ставил пьесу о явлении призрака. В этом году роль Привидения поручили пятилетней Дженни Линден. Возвращаясь из таверны Джека Строу, Ханна заметила толпу народа, которая окружила девочку — та лежала на траве и плакала. Никто не мог ее успокоить — ни Грейс Кемпбелл, руководительница театрального кружка, ни другие дети. Даже собственная мать оказалась бессильна перед горем Дженни. Ханна не удержалась и подошла к девочке. Она села на траву рядом с бедняжкой Дженни и погладила ее по голове. При виде детских слез она делалась сама не своя. Совсем маленькой девочкой она потеряла сестру и, по сути, так никогда и не оправилась от этого горя.
— Я тоже играла Привидение, когда мне было столько лет, сколько тебе, — сказала Ханна расстроенной девочке. Дженни посмотрела на нее со злобой, не переставая плакать. — Я тоже очень боялась. Зато до сих пор помню, как мне все аплодировали. Это было так здорово. Такое чувство, словно ты на небе.
Продолжая всхлипывать, Дженни тем не менее прислушалась. У Привидения было всего две реплики: «Сестра, это я!» и «Я покидаю этот мир, но никогда не покину тебя». Под руководством Ханны Дженни освоила свою роль, хотя слезы еще поблескивали у нее на щеках. Немного помощи — и она быстро преуспела. Ханна в знак одобрения захлопала в ладоши.